Во время боев я клялся мариупольцам, что их город отстроят заново. Они не верили. Я ехал увидеть - кто из нас был прав
Дмитрий СТЕШИН
Выполненное обещание
В последних числах марта наши войска глубоко вгрызлись в город со стороны основного въезда в Мариуполь, через Запорожское шоссе и широченный бульвар Шевченко. Никакой радости от этой победы не было. Трупы на асфальте и во дворах, тело ребенка в чехле от костюма, то разгорающийся, то стихающий стрелковый бой.
В минуты тишины ветер, налетающий с моря, играл на пробитом железе крыш и вывесок тысячи унылых мелодий. Мой товарищ, военкор Медведев, узнав, что я тоже слышу эту потустороннюю музыку, вздохнул с облегчением: «Думал я один сошел с ума».
Сойти с ума в том Мариуполе было несложно. Бульвар Шевченко был перегорожен сожженными автобусами. Молодой мужчина, водитель автобусного парка, трогал их облезлые борта со вздувшейся краской и плакал. Я пытался его утешить, «мол, привезем новые автобусы», но он мне не верил. Я сам себе не сильно верил.
Бывший водила курил одну за другой из пачки, которую я ему подарил и все не мог успокоиться. Сигареты в городе тогда были дороже золота, еще дороже был только хлеб – это точная цитата из уличного разговора.
Мариуполь — город-кладбище: могилы заполнили аллеи и дворы
Военкор «КП» Дмитрий Стешин побывал в Мариуполе. Там все еще идут бои. В каждом дворе и сквере появились десятки могил, но жизнь в городе все же есть
Рядом, в газон бульвара, сумрачные мужчины закапывали свою мать. Вскрыли магазин ритуальных принадлежностей с другой стороны проспекта – взяли гроб, крест и саван. Один из участников этого жуткого прощания, принял меня за официальное лицо или военного и спросил, конечно:
- Будут город восстанавливать или снесут? – об этом уже спрашивали, все чаще и чаще. «Азовцы» не выпускали мирных из города, теперь выход открылся и людям нужно было решать: уходить из этого ада или все-таки остаться, без воды, света, тепла, еды, но в родных стенах?
А чтобы остаться, нужно было где-то найти хоть крохи надежды. Помню, как я начал доказывать этим замерзшим и грязным людям, что Мариуполь обязательно восстановят и восстановят быстро. Рассказал им про Грозный, переживший два штурма. Вспомнил, как уже в 2007 там почти не осталось привычных развалин и стало трудно ориентироваться, а новые дома росли, как грибы… Мне не поверили, решили, что я, как и все вокруг, повредился умом.
Товарищ мой, с которым я слушал в марте эти потусторонние мариупольские флейты, отказался ехать со мной:
- У меня жена вот-вот родит, а район наш начали обкладывать (обстреливать тяжелой артиллерией. - Авт.) в последний месяц, надо с ней быть… Но знаешь, я бы жену в Марик вывез, как родит!
- ???
- Ага. Это теперь самый спокойный город на Донбассе.
Чужие все сбежали
На въезде в самый спокойный город я попал в пробку. В кювете возился робот-сапер, выдергивая из земли, как морковки, не сработавшие снаряды. Я позвонил, сообщил, что опаздываю и с удивлением узнал, что для Мариуполя это уважительная причина – «дорогу перекрыли саперы». Возле новой городской администрации меня ждал, как я сформулировал, «политический представитель России» Дмитрий Саблин. Депутат Госдумы, коренной мариуполец, вернувшийся в родной город вместе с нашей армией, в ее боевых порядках.
Дмитрий Вадимович посмотрел, как мой сопровождающий потянул привычно свой автомат из машины и заметил:
- Сейчас в Мариуполе остались только свои. Чужие сбежали еще в феврале. Точно вам говорю.
И поправил свой пистолет на поясе, при этом застежка кобуры болталась свободно.
Мы едем по городу и пытаюсь понять, что изменилось? Весенние дожди промыли черные стены, а зелень задрапировала проломы в стенах и битые окна. На порядок стало меньше людей на велосипедах – за время этой короткой поездки мы обгоняем чуть ли не десяток рейсовых автобусов. Людей прибавилось ощутимо. На момент начала боев в Мариуполе проживало 504 тысячи горожан, сейчас, по словам Саблина, – 212 тысяч. Удивляюсь, мол, откуда взялась эта точная цифра? Как считали? Все просто и головокружительно сложно, даже на взгляд самого матерого кризисного управленца. В середине апреля, Россия получила в наследство от Незалежной Украины «подарок» в виде полуразрушенного мегаполиса, без света и воды и несколько сотен тысяч горожан, которые вот-вот начнут натурально умирать от голода… Впереди Мариуполь ждала эпидемия – по предварительным подсчетам, только погибших горожан в городе лежало свыше 15 тысяч. Всем умным людям было понятно, что раздачей хлеба и консервов с грузовиков городскую среду реанимировать невозможно. Что делать? Точно не знал никто, практических наработок не было. В первом освобожденном районе, на въезде в Мариуполь, в гигантских помещениях гипермаркета, открыли первый «Гуманитарный центр». По мере освобождения города, такие центры стали возникать и в других районах, сейчас их десять. Практически сразу, к этим Центрам стали пристыковывать и другие службы – от медпунктов, до Служб занятости, где начали набирать добровольцев для расчистки улиц. Собственно, точную численность горожан и определили через раздачу «гуманитарки».
Толп, вышибающих ворота в гуманитарные центры, давным-давно уже нет.
Спрашиваю главное:
- Работа есть в городе?
- Сейчас в городе работают около 20 тысяч человек.
- В первую очередь на разборке развалин. Зарплата порядка 30 тысяч, бывает и больше. Пришли у нас работать строительные компании – от Минобороны, питерские компании – уже 700 человек взяли на работу. Когда обеспечим работой 70 тысяч человек, можно будет сказать, что из кризиса вышли.
Зима ближе, чем кажется
Все мои весенние визиты в Мариуполь начинались с того, что я заезжал в ларек при донецком хлебозаводе и загружал целый багажник хлеба. И раздавал в Мариуполе всем, кто попросит и всегда его не хватало. Бывало, ломал буханки руками… В этот раз мне сказали знакомые: «Хлеб не вези, хлеб в Мариуполе есть». Наверное, это была самая радостная новость для меня, как человека, выросшего в Ленинграде. Саблин, узнав о моих хлебных комплексах, повез меня в первую открывшуюся пекарню - в пригород Сартана, который весной занимал мой батальон «Восток». По пути остановились возле строящегося жилого микрорайона. Месяц назад читал, что военные строители вышли на «нулевой цикл», сейчас, на моих глазах, возводили третий этаж. К осени закончат. Официально, по данным Следственного Комитета, общий ущерб, нанесенный Мариуполю, больше 45 миллиардов рублей. И большая часть этой суммы – разрушенное жилье. Мой собеседник уточняет:
- Всего в Мариуполе 2778 домов, повреждено и разрушено 2165. Какое было принято решение комиссиями? Дома с артиллерийскими или танковыми попаданиями будут сносить. Восстановление – 50-60% их стоимости, а все дома старые, старше 50 лет – они именно на такой срок службы и были рассчитаны. Нет смысла восстанавливать, все равно сносить через десяток лет.
По словам Саблина, вот этот городок, рассчитанный почти на 3 тысячи человек, будет маневренным фондом. Зима ближе, чем кажется, и сейчас в городе под общежития готовят уцелевшие гостиницы, институты, офисные здания. По-другому не выкрутиться. Тем более, люди начали возвращаться в город:
- Даже из Европы приезжают домой и остаются. Воду дали практически везде, даже до 9 этажа доходит. Светом всех скоро запитаем, от Запорожской АЭС. Проблема только с Левобережным районом. Там повреждены трансформаторы, каждый весом 250 тонн. Но, ничего, морем привезем. Порт уже работает.
В пекарне Сартаны мне подарили две коробки только что испеченного хлеба. Не стал отказываться – мне еще нужно было навестить людей, которых «Комсомолка» опекала в самые страшные месяцы «Битвы за Мариуполь».
«Чей борщ?»
В апреле, когда в Мариуполь пошел поток помощи от российский гуманитарщиков, мне приходилось их консультировать и они, как правило, страшно удивлялись. Их представления о нуждах горожан расходились с реальностью. Я писал: «не надо тушенки, круп и макарон. Выдадут. Нужны свечи, любые, хоть в виде гномов, керосиновые лампы с фитилями, фонари, генераторы, дешевые радиоприемники с запасом батареек и … газеты, любые газеты даже недельной давности». А потом, опытным путем, открылось, что сейчас людям нужны просто деньги. Хоть по пятьсот рублей дай, и человек будет счастлив. Денег в Мариуполе не стало с начала боев. Никаких: ни рублей, ни гривен. Поэтому я вез деньги, огромную сумму по здешним меркам и смешную по российским. Первый адрес – библиотекарь техникума Анна. В марте снаряд упал прямо у нее под окнами, но взрыв приняла на себя пристройка, квартира уцелела. Тогда, Анна поразила меня чистыми, светлыми глазами, хотя все вокруг были на грани истерики. И еще в ней была уверенность в том, что раз остались живы, то все закончилось и дальше будет только лучше. Даже мне передавалась какая-то часть ее уверенности. Я заезжал к Анне много раз, привозил то, что было тогда не достать в городе ни за какие деньги – масло, сметану, молоко и конечно, хлеб.
Двор оказался заставлен машинами, не сразу нашел местечко. Воронку засыпали, газоны привели в порядок и даже посадили цветы. Боялся, что Анна уехала, но соседи, традиционно сидящие у подъезда, обрадовали: «Здесь, здесь, давно вы не приезжали».
- Воду дали! – первое, что сказал мне Анна. - Не верили, ждали с таким замиранием сердца и вот! Праздник был. Десять дней назад дали свет, тут уже жизнь забила ключом. Видели вас, Дмитрий, у Соловьева. Да, российское телевидение теперь смотрим. Магазины открываются, аптеки. Автобусы пошли, но плоховатенько, мало машин, их же пожгли тогда украинские «защитники». Дали пенсию за четыре месяца. Приводим техникум в порядок, общественные работы.
- Как с учебой?
- Все, с первого сентября начинаем, уже двести ребят в списках. Надеюсь.
- На что еще надеетесь?
- Что войдем в состав России и все это попробуем забыть.
Я спросил, конечно, Анну, на что она потратит эти десять тысяч (которые я ей передал)? Ответ был ожидаемый: «Куплю мяса и наконец-то сварю борщ!». «Чей борщ?» я спрашивать не стал, наш борщ.
Следующий адрес – дом между бывшим мариупольским СБУ и Драмтеатром, отсюда мы увозили в больницу раненую снайпером Татьяну. И возили ее несколько раз на перевязки – транспорта тогда в Мариуполе не было. Но, двор оказался пуст. И как сказала мне старшая по дому, «все разъехались по дачам». Мне дали телефон Татьяны с наказом: «Обязательно позвоните, она будет рада!».
Третий адрес – бабушка Анна, живущая в старинном доме над морем. В дом попал «Град», крыша частично обрушилась. Анна Николаевна всю жизнь отработала на «Азовстали», оператор фильтровальной установки коксовой батареи. Опять меня назвали и «родным», и «милым», напоили водой. Деньги пришлись кстати, первую пенсию Анна Николаевна так и не получила, через две недели обещали. «Град» из дома пока не вытащили, осмотрел его остатки, успокоил бабушку – это была хвостовая часть с выгоревшим двигателем. Ничего опасного. Сидим в прохладной кухоньке, говорим о ремонте крыши и вдруг, Анна Николаевна, понизив голос спрашивает:
- Дима, скажи, ЭТИ будут наступать? Говорят, будут со дня на день!
- Кто говорит?
- Люди тут ходят, шепчут: «Ничего не ремонтируйте, бегите, украинцы готовят наступление, все сровняют, всем тут все припомнят…"
Бабушка плачет. Говорю Анне Николаевне, твердо:
- Мы навсегда пришли. Не отдадим Мариуполь, не для того брали.
- Все, успокоил, тебе я верю, никогда меня не обманывал.
Верная примета
Городской пляж Мариуполя работал, как и положено – солнце есть, море есть. День был будний, и на пляж группами приходили мужики из волонтерских бригад, окунуться после пыльного рабочего дня на развалинах. Товарищ заметил, что единственное, чего не хватает в этой картине, крика «Кукуруза горячая!». А так, все на месте. Единственное, пляжные кафе войны не пережили, но это дело наживное – там уже суетились хозяева, разбирали хлам, ремонтировали мангал, спешили зацепить вторую половину пляжного сезона. Южный малый бизнес неистребим. Последняя поразившая деталь – сейчас, весь Мариуполь торгует. Вокруг гуманитарных центров раскинулись настоящие базары. Саблин заметил:
— Это хорошо, хоть какая-то жизнь, оборот денег. Специально торговцев не гоняем, единственное, строго следим чтобы гуманитарку не продавали.
Меня буквально жгла коробка с хлебом, стоящая в багажнике. Я, помня весну, не мог увезти его из города. Заехали на бульвар Шевченко, где одна сторона тротуара превратилась в торговые ряды. Подбитые танки уже убрали, кладбища с газонов перенесли, перезахоронили людей по-человечески. Приценился. Все как в Донецке, правда ценники в гривнах, но рубли берут охотнее. Выбрал продавщицу по симпатичнее:
- Возьмите в подарок хлеб, не могу из Марика его увозить, помню, как весной тут было…
Женщина закивала: «Конечно!». Принес коробку, оставив себе несколько буханок. Поблагодарила. Потом догнала, сунула мне в руки круг копченой колбасы:
- Пожалуйста, не отказывайтесь, у нас у друзей коптильня под городом.
Не отказался. За выездным блокпостом остановился в приметном месте – возле автобусной остановки с ювелирно-точным попаданием «Града». Весной всегда здесь останавливались с товарищами, перевести дух, собрать сознание в кучу. Ел эту восхитительную домашнюю колбасу с еще теплым хлебом и думал, что если уж в Мариуполе меня так накормили, то самое страшное этот город уже пережил. Примета верная.
Читайте на WWW.KP.RU: https://www.kp.ru/daily/27416.5/4615571/
