Александр Коц освещает украинский кризис с самого начала: от Майдана 2014 г. до нынешних боевых действий. Фото: личный архив
Какая помощь нужна мобилизованным? Будет ли нынешняя зима переломной в ходе СВО и с кем на самом деле мы воюем на Украине? Эти вопросы «АиФ» адресовал члену Совета по правам человека при Президенте РФ (СПЧ), военкору «Комсомольской правды» Александру Коцу.
Вторая чеченская кампания, конфликт с Грузией 2008 г., цветные революции в Египте, Ливии, Сирии, командировки в Афганистан, Ирак и, конечно же, украинский кризис — всё это было в репортажах моего коллеги, знаменитого военкора Александра Коца.
Война и права
Валерий Рукобратский, aif.ru: — Саша, вот ты военный корреспондент, но президент включает тебя в состав Совета по развитию гражданского общества и правам человека. Это как соотносится?
Александр Коц: — Звучит, конечно, дурковато, но на самом деле вполне соотносится. Я правозащитной деятельностью, по сути, занимаюсь с самого начала спецоперации. Просто не глобально и не публично. Потому что СВО вскрыла очень много организационных проблем.
Я помогаю снабжать отдельные подразделения экипировкой и техсредствами. Стараюсь решать проблемы среди мобилизованных. Условно говоря, удалось вытащить несколько человек, которые не должны были попасть под частичную мобилизацию: кто-то по болезни, у кого-то пятеро детей и так далее. Но это всё несистемно, на уровне каких-то личных контактов.
Естественно, всем помогать не удаётся. Очень много обращений. И даже если я свою основную работу брошу и буду заниматься только этим, у меня всё равно не хватит на всё времени и ресурсов. Но надеюсь, что со статусом члена СПЧ при Президенте РФ такую работу удастся систематизировать и поставить на «промышленные рельсы».
— Можешь назвать причины самых частых обращений к тебе?
— Помимо экипировки, это проблема с отпусками: люди по несколько месяцев воюют без ротации. Есть проблема со связью между бойцами и родственниками. Хотя сейчас это постепенно решается.
— А вообще нормально, когда армия по ходу событий начинает улучшать какие-то вещи?
— Думаю, это общая ситуация для любой сферы жизни в нашей стране. Вспомни ковидную эпопею — мы тоже на ходу учились делать марлевые повязки, на ходу изобретали вакцины, на ходу регулировали систему выплат врачам. Сейчас то же самое. Доходит до маразма порой. Например, высчитывают, сколько минут человек был в окопе под обстрелом, и только за это время платят «боевые».
Кто такие «пятисотые»
— А не заключается ли проблема в том, что мы нашу армию подстраивали под некие западные стандарты? Мол, современная армия — это небольшой контингент: высокотехнологичный, размещённый на базе, который совершает вылазки...
— Я бы не сказал, что это какой-то западный, американский стандарт. Те же американцы, когда участвуют в масштабных конфликтах, как было в Ираке, ведут наступление широким фронтом и танковыми дивизиями. Но то, что сейчас происходит на Украине, масштабнее. Таких боестолкновений вообще не было со времён Второй мировой. И проблема именно в том, что наша армия давно не воевала. У американцев-то армия воюющая.
— У нас есть Сирия...
— Я сирийский опыт вообще не беру. В первые месяцы СВО его пытались применять, но он просто вреден. В Сирии воевали без противодействия контрбатарейной борьбе, без противодействия авиации, ПВО. На Украине всё это есть.
В погоне за профессиональной армией мы пришли к тому, что люди шли туда за хорошим денежным довольствием, за военной ипотекой. А когда пришло время воевать, то появились люди, которых уже назвали «пятисотыми». Есть «двухсотый» — погибший, «трёхсотый» — раненый и «пятисотый» — это те, кто не захотел выполнять приказы. Это необязательно трусы. Это и те, кто устал выполнять некомпетентные приказы. Когда бойцов без поддержки артиллерии отправляют в бой раз, два, три. Каждый раз — потери. На пятый раз «пятисотый» говорит: «Всё, никуда не пойду». За первые полгода СВО из армии уволилось много контрактников, офицеров.
Ещё армия оказалась не готова к современному взаимодействию. Например, на момент начала СВО у нас не было прямого взаимодействия между артиллерией и разведкой.
Условно говоря, стоит гаубица, и от разведки есть цель. Но чтобы получить добро на огонь, идёт многоступенчатое согласование. В результате, когда дают добро, цель уже уехала куда-то.
Но и эта проблема постепенно исправляется.
Следующий после Соледара
— Скажи, с кем мы всё-таки там ведём боевые действия — с украинскими солдатами или уже с НАТО?
— Если бы не было этой мощной западной подпитки украинской военной машины — мы бы давно уже пили, что кому нравится пить, на Крещатике. Это без всякого шапкозакидательства. Но вот тебе основные моменты, которые тормозят наше наступление. Это разведданные, которые НАТО предоставляет Украине в режиме онлайн, плюс высокоточные средства поражения.
А украинские солдаты, ты говоришь... Не только они. Среди украинских солдат огромное количество иностранцев: поляки, канадцы, американцы, англичане, грузины. И если мы берём тех же американцев и англичан — это абсолютные профессионалы. Они либо внештатные военнослужащие армии США и Великобритании, либо это представители частных военных компаний. Это тоже влияет на ход СВО.
Если мы вспомним события на Харьковщине, когда нам пришлось отводить войска, то именно американские подразделения первыми взламывали нашу оборону малыми манёвренными группами.
Поэтому — да, мы воюем сегодня с Западом, с НАТО. И сегодня это противостояние не для того, чтобы победить Украину. Мы уже перешли в этап экзистенциальной войны, когда сражаемся за своё существование. Потому что я уверен: если мы не победим — они не остановятся на границах Крыма и Белгородской области. Они, подгоняемые своими западными кураторами, будут работать на разрушение Российского государства как такового.
— Как зима повлияет на ход СВО? Земля-то промёрзнет...
— Замёрзшая земля — это плюс и для них, и для нас. Вопрос — успеем ли мы воспользоваться тем окном возможностей, когда Украине станет тяжело от потерь. А потери у них уже большие. Недавно озвучивалась цифра в 100 тыс. И думаю, что Артёмовск (Бахмут) — это как раз тот Рубикон, после которого будет понятно, на что мы способны. Я не сомневаюсь, что мы возьмём этот город. И дальше может наступить перелом.
Как перепрограммировать украинцев
— Ты общался с местными на освобождённых территориях. Нет ли ощущения, что они как бы травмированы Украиной? Что некоторые не очень-то нам и рады...
— Безусловно.
— Что с этим делать?
— Восемь с половиной лет на Украине строили новую идеологию на противостоянии внешней угрозе, на героях антитеррористической операции. Для нас в кавычках «герои». У них это был государственный системный подход. У нас я такого не вижу.
Поэтому не очень понимаю, что мы можем предложить людям на освобождённых территориях, кроме того, что они могут свободно праздновать 9 Мая. Мы для себя в первую очередь должны определиться, кто наши новые герои и куда мы идём после победы на Украине. Мне понятно, что герои СВО должны стать новой общественной и государственной элитой России. А не как после Афганистана — «мы вас туда не посылали».
Дальше уже думать, что делать с населением на тех территориях. Если мы им предоставим нормальные условия для развития, в первую очередь экономического, предоставим возможность учиться, ездить по стране и миру — они быстро привыкнут. Казалось же в 1999 г., что между нами и чеченцами — пропасть. А потихонечку всё это как-то выпрямлялось. Я помню, раньше по рынку Грозного было страшно русскому пройти, а потом в какой-то момент я сажусь в такси, и водитель-чеченец поздравляет меня с Пасхой. Как-то у них этот перелом сознания произошёл.
Будем, наверное, перенимать опыт Рамзана Ахматовича, просить его участвовать в этом процессе примирения.
Но надо и внутри страны, видимо, тоже что-то сделать, чтобы не было так, что 300 тыс. идут Родину защищать и столько же, а то и больше, бегут за границу.
