Старинные провинциальные города - настоящая история древней России — катастрофически пустеют и рушатся у нас на глазах. Но этого стараются не замечать.
УЕЗДНАЯ РАЗРУХА
В эти долгие праздники я был в Костромской области.
Я там стараюсь бывать как можно чаще.
Костромская область — это другой мир.
Это в некотором роде Луна, но только русская и заволжская.
Тишина и пустота. Глухие леса и маленькие двухэтажные города на больших озерах. Ампирные храмы и высокие свечи-колокольни. Купеческие особняки и столетние деревенские дома, оставшиеся от местных крестьян-отходников. И — самое главное — ощущение, что ты оказался в каком-то ином измерении, где почти нет ни аляповатой современности, ни советского промышленного гигантизма.
Но у всякой Луны есть своя обратная сторона.
И, в случае с костромскими краями, это самая настоящая трагедия.
Лет тридцать-сорок назад была знаменитая тема: гибель русской деревни.
Заброшенный дом в мертвой деревне Халютино, Тверская область.Фото: ДМИТРИЙ СТЕШИН
Сколько всего прекрасного было написано об этом — хотя бы одно «Прощание с Матерой» может вспомнить каждый, - сколько слез было пролито, и какая огромная часть русской жизни обернулась тогда, в ХХ веке, разрухой и пустотой.
Но теперь это уже неактуально.
Деревня — за вычетом отдельных редких поселений, где плотно обосновались дачники или где за счет прежнего укрупнения все еще действуют школы, бывшие колхозы etc., - давно умерла. Она — это уже история.
А сейчас речь идет уже о смерти малых городов.
И Костромская область — и не только она, разумеется, в Новгородской, Тверской или Кировской области все почти то же самое, - это идеальная иллюстрация умирания русского уездного города.
АУ, «СКРЕПЫ»!
Подавляющее большинство домов в русских уездных городах выглядят так, что сразу понятно: ремонта не было минимум полвека.
В некоторых райцентрах до сих пор - 2020 год! - нет газа. Топят дровами.
Каждый работающий бизнес — будь то гостиница, кафе или пекарня — воспринимается как счастье, как нечто удивительное, что выживает каким-то чудом.
Кто в состоянии поступить в вузы крупных городов — уже не возвращаются.
Памятники, уникальные наши храмы — в плачевном состоянии.
Воскресенский монастырь в Солигаличе — ХVII век, много ли у нас сохранилось от допетровской России? - стоит заброшенным, и по колокольне прошла огромная трещина.
Макарьево-Унженский монастырь — и снова ХVII век! - действует, но собор с фресками «закрыт навсегда» и медленно погибает за полной невозможностью его восстановить. Колокольня рухнула уже в постсоветские годы, на ее месте — груда кирпичей.
Свято-Троицкий Макариево-Унженский мужской монастырь. Фото makaryev.cerkov.ru
Директор музея в том же Макарьеве — замечательная женщина — говорит, что не имеет возможности даже толком отремонтировать крышу в музейном особняке, поскольку своими силами на федеральном памятнике ничего делать нельзя, а получить достаточно денег от центра, чтобы сделать все по правилам — несбыточная мечта.
В изуродованном городском соборе Чухломы — хлебозавод, то же самое — и в Нерехте. А как иначе? Никто ведь не построит новое здание для предприятия, чтобы убрать его из храма. Ау, «русская духовность». Ау, «скрепы» и «культурный код российской цивилизации».
В Галиче, Судиславле — ровно то же самое. Ты едешь по городу и видишь страшные, то руинированные, а то занятые хозяйственными помещениями памятники семнадцатого и восемнадцатого века.
А потом видишь, как все это выглядело сто лет назад — и хоть плачь.
МИЛЛИАРДЫ И НИЩЕТА
Но дело не только в церквях и монастырях, не только в архитектуре.
Дух страшной бедности, да что там бедности — нищеты и безнадежности — чувствуется везде на этой прекрасной земле.
Какие-то жалкие то ли пятнадцать, то ли двадцать километров дороги, которая могла бы напрямую, без огромного объезда, связать север Костромской области с Вологодской, с Тотьмой, - многие годы невозможно построить.
И на дорогах построенных — то и дело попадаются такие участки, что хоть вермахт осени 1941 года туда отправляй. Расчетная скорость хорошего автомобиля там — десять-пятнадцать километров в час.
Ну а как живут люди — даже и спрашивать стыдно.
И вот ведь что самое обидное.
Можно было бы понять, если бы вся эта разруха имела место в каком-нибудь 1991 году. Когда разваливается страна, когда гибнет ее экономика в целом, когда казна пуста и вот-вот начнется то ли война, то ли голод — странно жаловаться.
Но у современной России очень много денег.
Одних только резервов у нас скоро будет 600 миллиардов долларов.
Ну а деньги госбанков и госкорпораций?
А состояния лояльных как будто бы государству олигархов?
А воровские капиталы, которые то и дело конфискуют органы?
Да одних только неизрасходованных остатков нашего профицитного бюджета столько, что на эти деньги несколько самых депрессивных областей можно было бы, кажется, превратить в Германию или Швейцарию.
МЕГАПОЛИСЫ И ПУСТОТА
Деньги есть. Но существует принципиальное решение их не вкладывать.
Чиновники исходят из того, что все население России нужно собрать в десять мегаполисов или этаких сверхцентрализованных зон, где эти люди упакуются — как сельди в банке — в уродливые бетонные многоэтажки.
А вся остальная страна пусть стоит пустая.
Не хочется сколько-нибудь равномерно распределять по ней деньги. Тянуть газопроводы. Давать дешевые кредиты. Помогать цивилизованному, то есть малоэтажному строительству. Восстанавливать храмы. И приводить в порядок маленькие города, которые могли бы быть не хуже европейских.
Зачем? Все это далеко, неудобно, долго и неохота.
Вот есть у нас мегаполисы — и мы там построим огромные башни, парк и центр современного искусства, а все остальное — давайте просто считать, что ничего этого нет.
Но Россия — есть.
И моя любимая Костромская, и Новгородская, и Тверская, и Кировская, и многие другие наши несчастные области — задыхаются от этого несправедливого и смертельного недофинансирования, и очень скоро превратятся в пустыню.
Кто туда придет? Китайцы? Таджики? Может, инопланетяне?
Или никто не придет.
Так и будет снег заметать груды кирпичей.
Здесь был город Солигалич. А здесь был город Макарьев. А здесь был город Судиславль.
Здесь была жизнь.
ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ
Русские деревни умирают молча
Спецкор «КП» Дмитрий Стешин вернулся из Тверской области, которая занимает первое место в России по количеству мертвых сел и поселков (подробности)
Как умирают последние храмы Русского Севера
После пожара в Нотр-Дам, в России случайно вспомнили, что всего в десяти часах езды от Москвы, гниют и часто горят, исчезая навсегда, сотни шедевров русского деревянного зодчества. Поговорили и забыли? Или национальная трагедия Франции в нас что-то изменила? Чтобы это выяснить, спецкоры КП проехали несколько тысяч километров по Русскому Северу (подробности)
