В 2018 году, скорее всего, расходы бюджета будут увеличены, сообщила на полях Петербургского международного экономического форума председатель Счетной палаты Татьяна Голикова. В интервью корреспонденту «Известий» Инне Григорьевой глава СП предположила, что уже в этом году бюджет может недосчитаться 94 млрд рублей из-за послаблений госкомпаниям по выплатам дивидендов.

— Часто ли Счетная палата при проверках находит нецелевое использование средств? Можно ли оценить масштаб бедствия?

— На самом деле нецелевого использования не так много. Мы, скорее, говорим о неэффективном использовании средств или их использовании с нарушением законодательства.

Если говорить о нецелевом использовании, то по итогам 2016 года звучала цифра в 965 млрд рублей. На такую сумму выявлены нарушения законодательства. Но это еще не значит, что украдено. Из них всего 1,1 млрд рублей с признаками отсутствия целей, для которых они предназначались.

— Меняется ли ситуация в результате ваших проверок?

— Мы взаимодействуем со всеми структурами, правительством. Мы нашли серьезный контакт по внесению в законодательство проектов, которые устраняют пробелы, позволявшие использовать средства неэффективно. По итогам 2016 года более 200 нормативных актов были приняты по результатам наших контрольных мероприятий.

— Сейчас расходы бюджета на 2018 год заморожены на уровне 2016 года. Но цена на нефть растет, а значит, будут расти и доходы бюджета. В связи с этим считаете ли вы целесообразным увеличивать расходы? Или дополнительные доходы лучше отправить в Резервный фонд?

— Есть все предпосылки к тому, чтобы цена на нефть оставалась на том же уровне, что и сейчас. В этом случае мы, конечно, получим больше нефтегазовых доходов. Цена на нефть косвенно будет влиять и на получение ненефтегазовых доходов. Сейчас уже поправками в бюджет 2017 года Минфин предложил увеличить расходы в этом году на 315 млрд рублей. Наверняка мы будем наблюдать некоторое увеличение расходов и в 2018 году.

Ограничением будет служить лишь предполагаемое введение нового бюджетного правила. Но 2017 год будет переходным, и, наверное, жесткости по параметрам расходов мы пока не увидим.

— Какой должна быть цена отсечения бюджетного правила? Минфин настаивает на $40 за баррель.

— Я согласна с позицией Минфина. Но меня больше беспокоит, что в рамках предложенной концепции предполагается постепенное исчерпание Фонда национального благосостояния. Так что, мне кажется, еще нет ответа на этот вопрос и требуется определенная доработка предложений Минфина.

— Минэкономразвития подготовило план действий правительства по повышению темпов роста экономики до уровня не ниже среднемировых на рубеже 2019–2020 годов. Это порядка 3%. Как вы считаете, насколько реально достичь этой цифры и что для этого нужно сделать?

— Я считаю, что работать нужно прежде всего над сферами технологического развития, человеческого капитала, развивать образование и здравоохранение, модернизировать систему госуправления.

Но под этими названиями скрываются детали. Та же, например, сфера здравоохранения не существует самостоятельно. Она встроена в систему социального страхования. А значит, мы уже должны говорить глобально об изменении системы социального страхования.

— До 2020 года реально ли все-таки эту систему отстроить и наладить?

— Думаю, что у всех есть желание это сделать. Есть и ресурсы для этого. Мы еще не исчерпали всех ресурсов нашей системы.

— Этот год объявлен годом обсуждения налоговой реформы. Считаете ли вы, что нужно уплату страховых взносов частично переложить на работников?

— Нельзя рассматривать отдельные сферы, не взглянув концептуально на законодательство. Когда мы говорим о социальном страховании, мы так или иначе обращаемся к теме нагрузки на фонд оплаты труда, объему страховых взносов, который сегодня уплачивается, и обсуждаем, должны ли платить взносы только работодатели или работники тоже.

Сегодня работодатель платит за работника 5,1% с фонда оплаты труда. А за неработающее население платит регион средствами своего бюджета. Причем размер этих платежей за четыре года вырос в 2,2 раза. Расходы бюджетов так не росли, как рос этот платеж. Возникает вопрос: регионы должны платить за неработающее население или можно найти другой источник?

Вообще система социального страхования — это страхование работающих. Неработающие — это другая категория. Как правило, государства выбирают разные стратегии страхования неработающего населения. Пенсионерам может предоставляться бесплатная медицинская помощь с соответствующим финансированием из бюджета. Через систему страхования, но из бюджета. За детей или тех, кто на иждивении работающих граждан, могут платить повышенный взнос работающие граждане.

В какой форме это может быть у нас — нужно обсуждать. И обязательно считать! Но то, что регионы сегодня несут не свойственные им функции и эти расходы составляют порядка 6% их бюджета, не позволяет им приоритизировать другие расходы. Очень много уходит туда. Поэтому вопрос о том, возлагать или нет часть уплаты соцвзносов на работника, нужно обсуждать.

Причем обсуждать нужно с учетом того, что наши граждане, по данным за 2016 год, заплатили за оказание медицинской помощи 500 млрд рублей. И это не считая скрытых платежей.

— В правительстве не могут прийти к консенсусу по поводу уровня дивидендов, которые госкомпании должны платить в бюджет в этом году. Одна часть правительства настаивает на том, что планка должна быть 50%, другая — что должен быть индивидуальный подход. А как должно быть на ваш взгляд?

— Никто решения середины 2000-х о том, что госкомпании должны платить дивиденды в размере не менее 25%, не отменял. В прошлом году было исключение по понятным причинам консолидации ресурсов. Следуя логике предыдущего года, в проект бюджета этого года заложили 50%. Сейчас идут основные обсуждения, индивидуализировать кого-то или нет. Понятно, что когда компания предлагает не платить 50%, речь идет об их инвестиционной составляющей, о развитии инфраструктуры крупных компаний.

Но если говорить о бюджетной составляющей, то при планировании бюджета на 2017 год были учтены поступления от дивидендов в размере 483 млрд рублей. Минфин эту цифру не скорректировал. Но у нас есть информация об оценках Росимущества с уменьшением этой суммы уже на 95 млрд рублей. Это значит, что будут приняты послабления по каким-то компаниям.

— Если говорить о пенсионной системе, повышение пенсионного возраста неизбежно?

— Мы всё время это обсуждаем в контексте сбалансированности обеспечения Пенсионного фонда России. До тех пор пока эту тему обсуждают только финансисты, доверия со стороны населения не будет, потому что население рассматривает этот вопрос как возможность государства решить финансовые проблемы за счет граждан.

Мы видим, как в других странах пенсионный возраст повышается. И вполне возможно, что этот вопрос назрел, но как к нему подходить, как обосновывать? Думаю, нужно говорить не о том, что в России увеличивается продолжительность жизни, что имеет место, а что увеличивается продолжительность трудоспособного возраста. Нужно мыслить именно в этом направлении и думать, в каких условиях жил и трудился соответствующий гражданин. И схему выстраивать исходя из увеличения трудоспособного возраста. А у нас, к сожалению, даже статистики по этому показателю нет.

— Какая конфигурация повышения пенсионного возраста наиболее оптимальна?

— Это долгосрочные тренды, и вырывать из контекста развития пенсионного законодательства только тему пенсионного возраста неправильно. В 2012 году правительство принимало стратегию развития пенсионной системы. Мы что, от нее отказываемся? Мы собираемся ее принципы поменять?

А у нас, получается, в публичном пространстве звучат две темы: тема налогового маневра, причем так аккуратно, и тема повышения пенсионного возраста. И эта тема звучит так громко и давно, что уже можно было и повысить!

— А, собственно, какие вопросы мы можем решить, повысив пенсионный возраст?

— Если такое решение будет принято, то в краткосрочном периоде мы получим улучшение сбалансированности пенсионного фонда. Но подчеркну, что это в краткосрочном периоде, ведь пенсионный взнос — это отложенная заработная плата. Это значит, что она должна быть выплачена работнику после того, как он выйдет на пенсию. И когда я говорю, что мы должны считать на долгосрочную перспективу, это значит, что мы должны четко просчитать, когда этот источник повышения размера пенсионного фонда будет исчерпан и нам придется начать выплачивать то, что мы в свое время сэкономили.

С другой стороны, среди наших пенсионеров 25% — досрочники. Мы ничего не предполагаем с ними делать? Я не говорю, что их нужно ущемить в правах, но замолчать эту тему невозможно. Ведь выплаты им мы будем делать за счет тех, кому мы увеличим пенсионный возраст.

— До какого момента можно оттягивать решение этого вопроса?

— Считаю, что давно уже назрела тема реформирования системы социального страхования в России. От того, как быстро мы к этому приступим, во многом зависят процессы и в экономической жизни, и в благополучии наших граждан. Потому что в эту тему входят и система медицинского страхования, и пенсионного, и больничные листы, и утрата трудоспособности.

— Еще один вопрос, который касается социальной сферы, — это выполнение майских указов президента. В каких регионах наиболее проблемно идет этот процесс?

— Наверное, самые бюджетоемкие нормы указов — это заработная плата и ветхое аварийное жилье. По аварийному жилью всё было обсуждено на заседании Государственного совета. Сроки исполнения еще не наступили — это 1 сентября 2017 года. Выводы делать рано, но риски у отдельных регионов, таких как Республика Тыва, Забайкальский край, Ивановская область, существуют.

Что касается заработной платы, то в принципе все регионы так или иначе стараются. Во многом проблемы связаны с закредитованностью и объемами государственного долга. Но тем не менее средства в бюджете 2017 года и, надеюсь, 2018 года на увеличение заработной платы до уровня майских указов будут обеспечены.

Но есть проблемы в муниципальных образованиях. И там руководителям регионов предстоит еще серьезно поработать, чтобы достигнуть заявленных целей.