Так получилось, что я позвонила на мобильный Инне Чуриковой утром в день смерти Караченцова, и Инна Михайловна от меня узнала это скорбное известие. Сначала не могла найти слов, душили слезы. Но, собрав волю в кулак, решила сказать добрые слова о своем друге…

- Инна Михайловна, пришла трагическая новость - Николай Караченцов умер...

- Боже мой… Колечка, мальчик мой, родной, любимый! Это для меня… (плачет). я не могу говорить, извините, не готова… Вы хотите, чтобы я что-то сказала? Как тяжело... Коля последнее время был в больнице. Мы с Людой (Поргиной. Супругой. – Ред.) разговаривали несколько дней назад. Она говорила, что он очень плохо себя чувствует. Она с ним была в больнице, рядом…

Но знаете как – сколько уж раз было – плохо себя чувствует, а потом - раз! - и вылезает из этой истории… И хотя он заболел, и он болел, но я абсолютно верила, что он будет жить, и, более того, совсем недавно мне приснилось, что он совсем здоровый. Я видела его здоровым во сне. Он пришел в театр, подошел к нашему расписанию, почитал. А я ему говорю: «Ну, ладно, давай, приходи, возвращайся в театр, хватит уже…».

Вот, понимаете, я как-то не верила, что он может уйти. Хотя я понимала, что он плох… Но, нет-нет, не всегда ему было плохо. Я общалась с ним и чувствовала, что его восприятие всего очень сильное. Даже это не то слово – не сильное, а точное, глубокое. Я это чувствовала.

Жалко… Сегодня 26 октября, он сутки до своего дня рождения не дожил! Невозможно, я не ожидала этого. Думала, мы еще его день рождения справим. Надеялась, поздравлю его… Очень трудно терять людей, которые близко прирастают к сердцу.

Уходят родные люди. Что делать? Какая беда… Потеря – это тяжелая дело.

Конечно, он блестящий актер, мой партнер. Понимаете, он был жив и, хоть болел, а все равно был покой – потому что я знала, видела – он жив. Мы с ним встречались. И я абсолютно чувствовала, что он понимает, переживает, воспринимает, радуется!

У меня был юбилей. И они пришли с Людочкой. Коля сел рядом со мной, слушал песню в его исполнении «Что тебе подарить, человек мой дорогой…», и он радовался, улыбался, и был счастлив. Он был счастлив! Я видела счастье в его глазах и так радовалась этому! Это мощная личность, которая была открыта миру. Он не защищался, не притворялся. Он был уникальный человек! Товарищ! Верный друзьям, что бы с ними не было. У него друзья в театре, которые уже не играли, которые как бы не нужны театру, а он их не оставлял – был их другом. У него всюду были друзья. Он был фантастически спортивен. В моем сердце он останется молодым Коленькой, каким я его знала. Потом после аварии он, конечно, уже был другой Коленька, но все равно это был он!

- Последнее время Караченцов не говорил. А вы что ему говорили?

- Я говорила, что рада его видеть, что его люблю. Что он для меня самый лучший. Говорила слова поддержки. Нет, об искусстве с ним не говорила, не приходило это в голову. Я просто говорила ему о своей любви. И он воспринимал это глубоко. Руку ему гладила, прижималась…

Господи, столько сердец его любят! Как его любят в нашей стране… Любимый, родной мой, мальчик…(сдерживая слезы). Вы понимаете, когда человек уходит из жизни, причем, родной, с которым моя жизнь связана… Жалко… Колечка!

Конечно, он страдал. И Людочка – его верный друг, товарищ. Она героическая женщина – она его держала. Они любили друг друга. У них замечательная семья. Люда его поддерживала, во-первых, а, во-вторых, внушала ему, что можем, одолеем. Это же очень надо верить…. Люда для него была все – и мать, и любовь, и подруга, и центр всего. Когда выявили онкологию, отучила от курения. А он же всю жизнь куряка был. И даже после страшной аварии не перестал дымить. И вот Люда стала ему давать электронные сигареты. Он сначала не очень, но потом стал их курить, а потом вообще отменили курение. Он куряка был всегда! Помню, в театре он «Приму» курил. Я ему говорю: «Коль, я не выношу этот запах. Кури что-то другое». Он мне: «Знаешь, давай я в коробку «Примы» положу сигареты «Мальборо». Ему важно, чтобы это «Прима» была... Но для меня он курил «Мальборо» под видом «Примы»…

Конечно, он много испытаний перенес и переносил это все. После страшной автокатастрофы не мог играть, но, тем не менее, он был окружен любовью. Понимаете, это очень важно. Его любили, берегли. Это не то, что когда человек заболел – и жена ушла к другому, и все забыли, что часто бывает в жизни. Нет, здесь другая ситуация. Он имел замечательную семью, дружную, сплоченную, которая радовала его.

И даже трудные дни, связанные с нездоровьем и прочим, он преодолевал. Жизнь – это не только радость, как известно, но и испытание. Испытание на прочность и настоящность.

Главное, что Коленька до последнего был в любви. У него сын Андрюша, у Андрюши замечательная супруга Ирочка, которая родила троих детишек. Люда – замечательная бабушка. Только можно позавидовать… Это все его держало, а как же! Это было счастьем и радостью для него, что вы.

А энергии в Люде столько, что она была такой главной энергетической силой в семье и раньше еще до беды (когда Караченцов попал в аварию. – Ред.)… Она человек крепкий, волевой. Я представляю, какие муки и какую боль она испытывала за все это время. А когда он был в коме после аварии, она не выходила из палаты. Ну и все врачи старались сделать максимальное, помочь. И потом все время Люда была с ним. Ездила лечить его в Китай, Израиль, Болгарию. Море, спорт. Помню, как он даже стал в теннис снова играть….

Николай Караченцов со своей супругой, актрисой Людмилой Поргиной.Фото: ЕВГЕНИЯ ГУСЕВА

И она его заряжала своей энергией. Все она для него делала… Они нашли друг друга. Нашли на всю жизнь.

Я представляю, как ей сейчас тяжело. Тем более, она знала, она говорила мне, что ему плохо, что тяжело себя чувствует. У нее, очевидно, были горькие мысли, которые все равно мысли, пока он дышит, рядом, жив. А чувство потери я знаю – я маму свою теряла. Ей было плохо, но она была жива – и это одно чувство, а потеря – это другое, страшное чувство, которое я не могу описать словами. И сейчас уход Коли… Когда твои партнеры уходят, которых ты знаешь, любишь, симпатизируешь, с которыми много пережил...

А мы с ним так много играли. В первую очередь - «Тиля». Он был уникальный «Тиль»!

Помню, меня пригласил Марк Анатольевич в театр, чтобы принять участие в «Тиле». Мы начали работать над первым актом. Я не знала, кто такой Коля Караченцов. Пришла, посмотреть его спектакль. Он такой на сцене воздушный, легкий. Я посмотрела на него внимательно, и когда мы начали с ним работать, то друг друга стали узнавать, привыкать, потому что партнерство – это не простая история. Это не просто – пришел, переоделся, вышел, сыграл и ушел. Партнерство и в жизни, и на сцене – это вещь глубокая, интимная. Когда я работаю, для меня очень много значит партнер, и я должна любить своего партнера. Без любовного чувства невозможно ничего делать. И у нас это чувство было с Колечкой. И перешло в жизнь – мы дружили. У меня маленький сын Ванюшка родился. У Людочки с Колей – их Андрюшка. И вот маленькие наши мальчишки… и мы вместе отдыхали в какой-то комсомольской «Елочке» в Подмосковье. Помню, у них был игрушечный трактор, и мальчишки с ним играли. Мы вместе гуляли, общались. И Колечка с нами был. И мама Люды еще была жива. И мы дружили все теснее и теснее. Встречали вместе дни рождения. И в Сочи отдыхали. Вместе плавали, гуляли, разговаривали, винцо пили... Была интересная, замечательная жизнь… В общем, целая жизнь связывает наши семьи. И мальчики наши взрослели. И учились в одном институте МГИМО. У нас была такая интересная жизнь, если вспоминать ее подробно, с Колясиком, Людочой, с ее мамой дивной. Папа у Людочки был замечательный. И сын Коли и Люды похож на дедушку. И на Колечку. Да… Думаю, сейчас это будет большой удар для всех, кто его любит.

- Каким он был отцом?

- Он любил сына очень. Не всегда много уделял внимание сыну, потому что был очень занят. Но мальчик Андрюша с нетерпением ждал, когда папа приедет. А когда приезжал - это было счастье для сына…

Мы с Колечкой действительно были близки как товарищи, как друзья. Это человек, действительно, уникальный и он единственный. Он спешил жить… и так полнокровно проживал свои дни. Мы с ним были очень близкие люди в понимании друг друга. Потому что мы работали и открывались. И он в своих работах открывал свое сердце. Я всегда узнавала его в работе с каких-то таких сторон новых и узнавала… Наш с ним спектакль «Sorry» – это было для нас такое очень тесное сближение и понимание друг друга. Иногда бывает, когда ты можешь открыться так, как не открываешься нигде. И он так открывался передо мной на сцене, а я – перед ним.

Мы объездили всю страну с этим спектаклем. И всегда полный зал, и зритель, который не отпускал. Хотели снять спектакль на пленку. И уже должна была быть запись, а он попал в эту трагическую историю с аварией…

…Помню, как мы с Колей однажды за границей поссорились! (смеётся). Поссорились из-за какой-то глупости. И я понимала, что если у нас есть это чувство любви друг к другу, если им живем с ним на сцене, то мы должны быстро прощать друг друга. И я говорю: «Коль, давай не ссориться, хватит, все!». Он так заговорил сразу: «Давай-давай!». Мы сохраняли это чувство взаимной любви.

Должна сказать, что профессия эта трудная. Чтобы тебя поняли, надо быть открытым, беспощадным к себе. А это тяжелая вещь. Она тяжелая и для сердца, и для здоровья тоже. Хотя Коля был очень крепким. Он занимался спортом, был очень спортивен. Но, тем не менее, эта профессия тяжелая – расплачиваешься жизнью…

- А для Караченцова актёрство была как голгофа или…

- Нет, что вы. Я имела в виду, что это не значит, что человек мучается, просто он расплачивается. Нет, Коля не мучился. Он вообще был безусловный оптимист. Он верил в людей, в жизнь, в справедливость. Счастливее его было не найти человека. Он испытывал огромную радость от жизни и от работы.

Когда играешь спектакль, заканчиваешь его, и видишь, что главные люди – зрители – стоят, не уходят, взволнованы: это же счастье, даже если ты устал. А его одаривали такой любовь зрители. Жизнь в нем кипела – вот он какой человек. Он рано вставал. Кофе, сигарета. Потом играет в теннис. У него в каждом городе, куда бы ни приезжали с ним со спектаклем, везде были друзья, которые играли с ним в теннис, проводили вечер после спектакля. Он был очень живой человек.

А как он танцевал, как двигался! Мама же его была педагогом по танцам. Он даже в детстве балетом немного занимался, кажется… Вообще, мне кажется, он маму и свою супругу Люду боготворил.

Ему 73 года, на год меня моложе. Это еще не возраст...

- Что он вам дарил на дни рождения?

- Цветы. Что-то дарил, но я уже не помню. Для меня не так важны подарки, сколько люди, если это мой день рождения. Когда для меня находит некие важные слова – я взволнована…

…Коля много работал - у него были спектакли и концерты. Он также и много снимался в кино, выражал себя. И в комедийных картинах. И замечательно он пел... После спектакля, не помню в каком городе, мы встречались с какими-то его друзьями, и как Колечка нам пел! Ну что вы, это же было счастье…

Колю все в театре любили. Да не только в театре, а куда бы мы ни приезжали - в Ригу, в другие города - везде его встречали, везде у него были друзья. С ними он играл в теннис. И вечера после спектакля с друзьями, и обсуждения... Мы после нашего спектакля всегда обсуждали – как, что… Мы с ним всегда обсуждали свои работы – он говорил, что надо, так и так, я ему высказывала свое мнение…

Он очень любил свою маму. После каждого спектакля звонил ей. Она – балетмейстер, она где-то за границей, а он ей все рассказывал – как сыграл, как дома… Человек уникальнейший! Просто невозможно… Он был настолько открыт людям и был не защищен. Слава богу, что у него такая подруга была – Людочка. Люда у него молодец, она его держала, в него верила...

Николай Караченцов скончался 25 октября на 74 году жизни.Фото: ВЛАДИМИР ВЕЛЕНГУРИН

Даже когда он был болен, он испытывал эту радость от общения с близкими. И я видела, что Коля все чувствовал и переживал… Он переживал и чувствовал по-настоящему. Он чувствовал так же, но выразить не мог. Хотя нет – выражал: глазами, жестами, своим отношением.

После аварии он был другим Колей, но он был Колей все равно. Это сердце его. Это он. Может быть, не все мог передать, выразить свои чувства, но в нем осталось это вот чувство, ощущение жизни, даже театра… Они приходили с Людой в театр. И ему не хотелось уходить, потому что, бог ты мой, я не знаю, что он чувствовал в эти моменты, какие эмоции… но ему хотелось быть в театре. Он смотрел спектакли, выражал свое отношение к ним. Он показывал большой палец – мол, здорово! У него светятся глаза… Я играла на сцене, и он мне показывал свое отношение.

И когда мне говорят, мол, зачем его таким показывать – это не очень хорошие мысли. Вот Колечка такой. Вот любите его таким. «Можете любить? Ах, вам неприятно? Ну тогда идите…». Даже мне говорили некоторые, мол, зачем его позвала на свой день рождения, он же вот такой… Я говорю: «Послушайте, это мой друг, товарищ». Он сидел и радовался. Он был счастлив. И это меня радовало. Ну что вы! Я рада, что он был счастливый. Мне было приятно. С мероприятия Людочка хотела его сразу увести, а он не хотел уходить!

Люда с ним ходила в театр… Кто-то говорил, мол, зачем она его таскает, он болен, дескать надо пожалеть… Он - мощь, которая не могла лежать в постели, сидеть на одном месте. Сознавая, что болен, но он жил, воспринимал, чувствовал, и его жизнь была насыщенна!

Мне казалось, что он абсолютно адекватно воспринимает то, что происходит.

Люди, когда становятся старенькими, они тоже меняются, но это же они… Знаете, иногда увидишь артиста, с которым давно работала, и замечаешь следы старости на лице, и видишь, что возраст пригибает, и все равно – это он, и к нему теплое чувство все равно, если раньше было какое-то личное к этому человеку чувство.

Так и с Коленькой. Я любила его и таким…

Конечно, он был талантливейший мой партнер, любимый!

А не любить его нельзя было. Он был очень чистым человеком… Знаете, я помню какое лицо было у Андрея Вознесенского за какое-то время до смерти – мне казалось, что он ангел, у него такой был взгляд, полный любви ко всем, поразительный! И Коля так любил людей… Не знаю, почему я сейчас вспомнила Вознесенского, но тем не менее.

- Вознесенский написал «Юнону и Авось». Как принимал работу в этом спектакле Караченцова?

- С восторгом! Это была огромная удача нашего театра. Замечательные слова Вознесенского. Музыка прекрасная Рыбникова. Танцы, которые поставил Володя Васильев. Этот спектакль с Колечкой шумел по миру. И Пьер Карден не только отмечал, а пригласил весь спектакль на гастроли во Францию. И были гастроли в Америке…. И Коля был в отличной форме. У него было молодое, упругое тело, судя по тому, как он танцевал… Я вспоминаю, каким он был спортивным. В его 60 лет ему можно было дать 40, а то и еще меньше. Потому что колоссальная энергия…

- Помню, у него аж слезы брызгали, когда он пел «Ты меня никогда не забудешь..»…

- Нет, дело не в том, что «слезы брызгали», а он был воплощенный Рязанов – любящий, страстный, могучая личность.

Коля - редкостный человек, уникальный, единственный в нашем театре, в нашей жизни…

Он гармоничен был. У него была такая страсть к жизни, он воспринимал ее радостно. Как он играл! Сколько искреннего, глубокого, беспощадного к себе. Спектакль «Юнона и Авось» и сейчас любят. Но то, что в нем делал Коля – повторить невозможно. Потому что это его сердце, его чувство… У него чувство любви было мощное по тому электричеству… как он держал зал!

Помню, когда мы с ним играли «Тиля» - все зрители с замиранием смотрели… У него было невероятное магнетическое воздействие на зрителя – я уж не говорю о женщинах, но и на мужчин. И огромное чувство доверия к нему. И он не подводил…

Это такой подарок бога… мы с ним много работали, разъезжали по стране, вместе играли, доверяли друг другу. Разве такого человека можно не любить?

Он - как яркий огонь, который всех к себе манил для того, чтобы обогреть собой, обрадовать, порадовать. Вот пока живешь, кажется, что жизнь еще будет долго. А время ускоряется с каждым годом, а потом становится уже секундой. И надо много успевать сейчас, и радоваться жизни, несмотря ни на что – это я вам говорю, Аня. Потому что у вас жизнь впереди и впереди еще много времени…

Коля в моем сердце молодой. Мы были молодые. И взрослели тоже вместе. И Коля для меня молодой…

…Я думаю о той страшной его аварии, которая разделила жизнь на «до» и «после».

Мне рассказывали, что это был трамвайный путь, и кто-то там вырыл яму и не засыпал – ну как это бывает. А он попал в эту яму, когда ехал, возвращался с дачи. Была же ночь, не видно, и освещения не было. Он не был пристегнут. И он попал в больницу, которая была рядом. Мне рассказывали, что там ему что-то делали с головой, и не очень удачно, там были какие-то потери. Потом он в коме был. Его перевезли в Склиф. Там он в коме был какое-то количество дней, там пришел в себя. Врачи, Люда - все напрягались, вытаскивали его и вытащили. Но вот он был таким Колем. Но он все равно был Колечка. И он хотел жить!

- Он гонял и не пристегивался – это была игра с судьбой?

- Нет, он не играл. Это была абсолютная уверенность в себе. Он был водителем-ассом и уверенным. Он грамотно, хорошо езди, быстро, лихо…. И он не пристегивался – я этому свидетель.. Я и сама с ним ездила и не пристегивалась. Думала, ну раз Колясик не пристегивается, и я не буду. Но теперь пристегиваюсь обязательно…. Вот был бы в ту ночь Коля пристегнут. Ведь человек рядом сидел пристегнутый, и у него только царапинка была на лбу. А Колечку отшвырнуло в конец машины… Надо пристегиваться, это надо делать. Я училась водить машину, и у меня на съемках инструктор сказала, что есть правило трех «Д»: – «Дай Дорогу Дураку». Так вот, может быть дурак рядом, или какой-то рабочий вырыл яму и не засыпал. А на следующий день после той аварии ее засыпали – как перепугались. Не было бы этой ямы, Коля бы проехал нормально. А водил он хорошо. Помню, если мы с ним опаздывали на поезд, ехали с ним в машине, а он останавливался возле сотрудника патрульного и как со своим братом: «Как тебя зовут? Сереж, мы сейчас тут развернемся, мы опаздываем..». Тот ему: «Давай». И он через сплошную линию на глазах у ГАИшника. Он везде находил друзей.

Когда случилась та чудовищная история, все на себя, конечно, взяла Люда. Тяжесть этого периода в ее сердце. А в моем сердце он – молодой, талантливый. Я с ним до последнего встречалась, общалась. Мне было больно и жалко его. И, тем не менее, я верила, что он все выдержит, что он все может. А он и выдерживал…

Как он пришел в себя, вышел из комы после той аварии, они обвенчались с Людой. Это тоже очень важно.

- Стал верующим после страшной аварии?

- Они с Людой жили рядом с церковью. И я знаю, что они часто ее посещали еще до всех этих трагических событий. Они были верующими. Может быть, не так часто говорили с ним об этом, может, не было в этом потребности, потому что это интимное, личное чувство. Для меня он был чистым человеком, благородным, честным. Правда-правда! Не то, что я говорю вам какие-то слова, а это так и есть.

Я даже не знаю, были ли люди, которые его не любили. Он мог высказать правду и сказать, что он думает. Он проводил репетиции спектакля «Юнона и Авось», даже был строг. Но я не знаю человека, который бы его не любил, не верил ему. Доверие было абсолютно к нему и у его товарищей, и у коллег. Это был любимый человек в театре! Я думаю, что Марк Анатольевич Захаров его очень любил и горевал, когда с ним произошла та беда… У нас, видите, как происходит – Олег Янковский ушел, потом Саша Абдулов, теперь вот Колясик, Колечка…

Сколько Саша Абдулов делал для театра, чего только ни придумывал, какая у него была фантазия – какой-то вечный мотор. Великие потери… А Колечка-то уж совсем родной, часть сердца. Мальчик мой, боже… Милый, господь тебя храни!

У нас с ним таская тесная была дружба и уважение друг к другу. Это мое личное. Но я знаю, что, наверное, многие его друзья так же чувствовали его. Он действительно был открытое сердце, жил открыто, и был настоящий мужчина. Многие хотели быть ближе к нему, общаться. Потому что такой редкостный человек.

Я сейчас говорю и понимаю - это все не прибрано и не собрано. Когда беда, не знаешь, какие слова – и отобранные, и неотобранные, но они, действительно, от сердца. Ой, боже мой, потом придут какие-то воспоминания. Но вообще слово, что бы я ни сказала, в этом случае несоизмеримо с фактом этой катастрофы, потери. Я очень его люблю. Он был настоящий друг… Он нас слышит. Я думаю, что он еще рядом. А душа вечна.

ТЕМ ВРЕМЕНЕМ

Поэт Юрий Энтин о Караченцове: «Мне не нравилось, когда его беспомощного показывали по телевидению»

Актер и поэт не только работали вместе над песнями, но и много лет дружили (подробности)

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ

Перед смертью Николай Караченцов просил почитать ему Пушкина

В пятницу, 26 октября, стало известно о том, что в возрасте 73 лет ушел из жизни актер Николай Караченцов. Он буквально сутки не дожил до своего дня рождения. Последние дни он провел в больнице. О состоянии его здоровья в интервью "КП" рассказала супруга Людмила Поргина (подробности)

Людмила Поргина о смерти Караченцова: «Коля умер достойно. Я была рядом»

13 лет семья Караченцовых боролась за жизнь артиста. После той страшной аварии в 2005 году, когда Николай Петрович, несколько недель лежал в коме, казалось, его не вернуть к жизни. (подробности)

7 лучших фильмов Николая Караченцова

Николай Караченцов ушел из жизни в 73 года. За свою 38-летнюю карьеру сыграл огромное количество ролей. Самые лучшие киноработы народный артист называл сам. Вот эти роли и фильмы. (подробности)