Пандемия коронавируса не привела к катастрофическим последствиям для экономики Дальнего Востока. Там продолжают искать инвесторов для крупных инфраструктурных проектов и ищут новые рынки для сбыта продукции. На Сахалине обсуждают строительство нового города, а на острове Русский может появиться своя Силиконовая долина. Об этом в интервью «Известиям» рассказал вице-премьер — полномочный представитель президента России в ДФО Юрий Трутнев. Он также сообщил о планах строительства атомной станции на Чукотке, создании госструктуры-монополиста для торговли необработанной древесиной и о том, какие самолеты пропишутся в парке новой региональной авиакомпании.

«Пик пандемии Дальний Восток прошел»

— Недавно в Китае произошла новая вспышка коронавируса. А какая сейчас ситуация на Дальнем Востоке? Планируются ли какие-то ограничения на границе с Китаем?

— Я считаю, что с пандемией коронавируса мы в основном справились. Это не значит, что она закончилась. Да, некоторая часть людей уже переболела и обладает иммунитетом, некоторая часть вакцинировалась, тем не менее болезнь еще остается в нашей жизни.

До Дальнего Востока коронавирус дошел чуть позже. Из Китая мы его смогли задержать: был вовремя принят ряд решений, в том числе и по ограничению заезда иностранных студентов, закрытие пунктов пропуска и другие меры. В результате на Дальний Восток коронавирус пришел не с востока, а с запада, уже после того, как прокатился по центральной части России.

Сейчас темпы распространения чуть ниже, чем в среднем по России. Так как пандемия идет на спад, в дополнительных ограничительных мерах мы необходимости не видим. Но ситуации могут быть разные по разным территориям, поэтому у губернаторов есть право собственным решением вводить ограничительные меры.

Но есть вторичные проблемы, связанные с экономикой. На границе с Китаем скопилось большое количество судов с уловом, которые не принимают. Мы стараемся решить вопрос с нашими коллегами из Китая на уровне дипломатических переговоров. Я к ним уже обращался, ведет работу МИД России. Пока коллеги нас слышат, скажем так, не очень. Говорят, что на упаковках обнаружили вирус, но наших специалистов к осмотру не допускают.

Дальний Восток вылавливает более 70% рыбы в Российской Федерации. Значительная часть традиционно продавалась сразу на экспорт. Но сегодня эта часть цепочки встала. Нам нужно, чтобы наши рыбаки, их семьи, вся отрасль не оказались в сложном экономическом положении, поэтому мы будем стараться диверсифицировать потоки.

Достаточно много рыбы проходило через Китай и Корею в режиме реэкспорта, дальше она шла в Европу. Почему нам не выйти на прямые поставки? Есть совершенно однозначная позиция правительства Российской Федерации: наши ресурсы должны перерабатываться на территории России. То есть продавать не сырье, а продукты переработки. Мы должны создавать рабочие места, создавать экономику в границах Российской Федерации, а не за рубежом.

Рыбоперерабатывающих мощностей у нас на Дальнем Востоке сейчас меньше, чем требуется для количества вылавливаемой рыбы. Для стимулирования рыбопереработки был введен механизм «квоты в обмен на инвестиции». Это было сделано по поручению президента России Владимира Путина. Задача этого механизма — вернуть в Россию деньги, которые заработаны на рыбном промысле, для расходования их на строительство новых заводов и судов.

В частности, квоты были выделены под строительство 14 рыбоперерабатывающих заводов, из которых девять уже заработали на Камчатке, в Приморье и Сахалинской области. Но таких заводов должно быть значительно больше. Для этого мы примем дополнительные меры поддержки, предоставим дополнительные возможности. В свою очередь, рыбаки говорят, что они справятся со строительством необходимого количества предприятий за полтора — максимум два года. Мы провели совещание с участием федеральных структур, рыбаков, представителей отрасли. Совместно приняты решения по поддержке отрасли, поручения федеральным ведомствам даны.

— А есть ли уже понимание, сколько потеряла экономика Дальневосточного округа за год пандемии?

— Каких-то катастрофических изменений ни на одном направлении деятельности мы не видим. Да, некоторые показатели ниже, чем в прошлом году, но спад измеряется, как правило, единицами процентов. Пик пандемии Дальний Восток прошел.

Надо учитывать, что несколько изменился характер экономических отношений между странами. Сильный удар был по отрасли обслуживания, туризма, но она на Дальнем Востоке пока не является лидирующей. Про рыбу я уже сказал — там действительно есть затруднения. Во всем остальном мир по-прежнему нуждается во всех ресурсах, которые есть на Дальнем Востоке.

 

«Прорыв в комфортную среду»

— Вы затронули тему туризма. Какие меры нужно принимать, чтобы эта отрасль развивалась в регионе?

— С одной стороны, туристический поток на Дальнем Востоке растет каждый год, за четыре года рост почти в полтора раза. С другой стороны, этот рост скорее связан с высоким интересом к этой уникальной территории, он не нами создан, а природными достопримечательностями.

Чтобы существенно увеличить поток, надо реализовать инвестиционные проекты — создать условия для того, чтобы строились гостиницы, рестораны, горнолыжные трассы. Я уверен, что делать это нужно на средства частных инвесторов.

— Что уже находится в работе?

— На Камчатке идет проектирование парка «Три вулкана», начали понемногу строиться гостиницы. В ближайшее время подтянем дополнительные ресурсы термальной воды ближе к Петропавловску-Камчатскому, создадим таким образом условия для реализации ряда проектов.

Активно начали работать на Сахалине. Там у губернатора есть целый ряд планов развития территории, вплоть до строительства нового отдельного города, связанного с портом Корсаков.

— Этот город будет чисто туристическим?

— Мы выйдем совсем на другую тему, которую пока не затрагивали, — что является главными проблемами в развитии Дальнего Востока. Я бы главной проблемой назвал бюджетную обеспеченность региона. Средняя бюджетная обеспеченность регионов России принята за единицу. У нас свыше единицы только одна территория — Сахалинская область, а все остальные — 0,8 и ниже. Это приводит к проблеме со сбалансированностью бюджета. Кроме того, стареет инфраструктура. Денег для того, чтобы приводить в порядок сети, дороги, тротуары, фасады домов, не хватает. Очевидно, что это вызывает не самую добрую реакцию у жителей.

Я начал об этом говорить потому, что Сахалинская область выше ватерлинии — у нее есть дополнительный ресурс. Я на эту тему много говорил еще и с предыдущими губернаторами: деньги у региона есть, а Южно-Сахалинск не самый благоустроенный и комфортный город России. Мы с губернатором Валерием Игоревичем Лимаренко эту тему несколько раз обсуждали, я ему говорил, что нужен проект — прорыв именно в комфортную для людей среду. Он пришел с предложением: «Давайте мы будем приводить Южно-Сахалинск в порядок, но еще возведем город, который сразу будет построен правильно».

— Генплан будущего города уже существует?

— Над ним работают, эскизные проекты мне уже показывали.

— В регион приходят крупные застройщики, в частности группа «ПИК». Кто еще кроме «ПИК» сейчас готов работать на Дальнем Востоке?

— Крупные компании прежде всего заинтересованы в спросе. Конечно, в первую очередь они будут строить в крупнейших городах нашей страны. Строить в Москве, где и строительные материалы под рукой, и логистика вся здесь, и людей много живет, выгоднее, чем в Магадане. Как мы можем чуть-чуть изменить ситуацию? Мне кажется, надо делать отдельную программу, связанную с подготовкой стройплощадок — подводить инфраструктуру, сети и передавать их инвестору. Мы постараемся выделить деньги на эту программу, распределить средства по дальневосточным регионам.

— Какой объем средств может быть выделен?

— Дайте немного времени. Всего несколько дней прошло с тех пор, как я это решение предложил губернаторам, все согласились. Сейчас нужно посчитать, сколько мы сможем привлечь.

— Вы уже говорили, что обеспокоены большим количеством иностранных рабочих на Дальнем Востоке, даже предлагали ввести акцизы для компаний. Вы этот вопрос уже обсуждали в правительстве, с президентом? Будет ли введен акциз?

— Это предложение доложено президенту Российской Федерации. Поручения пока нет, мы его ждем, но реакция Владимира Владимировича в целом была положительная.

 

«Мы умеем всё большое и не умеем ничего маленького»

— Для развития Дальнего Востока нужна его транспортная доступность, для этого и создается дальневосточная авиакомпания. На какой стадии этот проект?

— Первый шаг был сделан, когда Сахалинская область выкупила полностью пакет акций «Авроры» у «Аэрофлота». Следующий шаг — должен произойти обмен акций «Авроры» на блокирующие пакеты акций региональных компаний. Мы создаем общую структуру. Смысл в том, что у нас не будет множества авиакомпаний, каждая из которых сама по себе планирует рейсы. Все маршруты должны быть синхронизированы в интересах людей.

— Название уже придумали?

— Мы запустили опрос в интернете и получили ту же «Аврору». Гораздо важнее, не как ее назовут, а как она будет работать.

С точки зрения организационной структуры мы уже договорились. Примерно по 5% будет принадлежать десяти субъектам, 49% — Сахалинской области. Эта большая компания соберет блокирующие пакеты существующих региональных компаний — там тоже есть суда, соответствующие специалисты, мы не можем их оставить без работы. Скорее всего, получится холдинговая структура. Создав большую компанию, мы уже по отношению к ней будем разрабатывать систему мер государственной поддержки, которая позволит снизить стоимость билетов. Мы должны обеспечить и общее обучение экипажей, общую поставку судов.

— Уже есть понимание — какие самолеты будут летать?

— Тут как раз начинаются проблемы — у нас их в некоторых классах просто нет. Малых отечественных самолетов, если мы не будем вспоминать По-2, сейчас практически не существует. Дальний Восток — это огромные расстояния, малые населенные пункты. Там надо развивать сеть малых аэропортов и посадочных площадок, такая программа у Минтранса есть.

Но надо строить самолеты. Я должен честно признаться, что стараюсь поддержать выпуск самолета «Байкал» в Улан-Удэ. Самолет я видел, мы его показывали президенту на последнем Восточном экономическом форуме. Правда, еще надо научиться их делать и построить достаточное количество, чтобы покрыть Дальний Восток.

— Не дешевле закупить те же французские?

— Ага, а потом они нам объявят санкции и скажут: «Спасибо за покупку, но запчасти мы вам не поставим». Это первое. Второе — нам нельзя терять компетенции, это просто недопустимо. Мы всегда умели строить самолеты. Сегодня наши военные самолеты уходят аж в шестое поколение.

— Но мы сейчас говорим про пассажирские.

— Есть вещи, которые я с трудом понимаю. Как мы можем сделать современный истребитель, который сложнее на порядок, и не можем построить машину, которая просто перевозит полтора десятка пассажиров из точки А в точку Б? Уверен, что мы это можем, просто в отличие от военного авиастроения этому уделялось меньше внимания.

— Какие самолеты кроме «Байкала» могут быть в парке?

— Есть Л-410 в его локализованной на территории России версии, но «Байкал» выигрывает по ряду характеристик. Он требует меньшую полосу, у него выше дальность, меньше стоимость летного часа. Для меня имеет немалое значение и то, что он будет строиться на Дальнем Востоке.

— В этой авиакомпании будут только самолеты, о вертолетах речь не идет?

— Вертолеты тоже будут. Без вертолетов с перевозками людей на Дальнем Востоке мы пока не справимся. Но с ними та же проблема, что и с самолетами. Мы умеем всё большое и не умеем ничего маленького. Сейчас мы пытаемся построить средний вертолет Ка-62 в Приморье.

 

«Лучшая система преференций»

— В прошлом году вы давали поручение профильным ведомствам проработать вопросы об эффективности и неэффективности территорий опережающего развития, если есть неэффективные, их ликвидировать. Есть ли уже понимание, какие ТОР будут ликвидированы? Многие из них находятся в моногородах, а это серьезная поддержка региону.

— Сформированная на Дальнем Востоке система преференций — лучшая система преференций в Российской Федерации. Что мы делаем в рамках преференций? За деньги государственного бюджета мы покупаем частные инвестиции, вкладываем или бюджетные преференции, или прямую бюджетную поддержку и за это приобретаем инвестиции в строительство новых предприятий.

Если брать Дальний Восток: по отношению ко всем проектам на 1 рубль у нас приходится 24 рубля частных средств. Общий объем уже фактических осуществленных инвестиций — 1,4 трлн рублей. За прошлый год — больше 200 млрд. У нас реализуется около 80% заявленных инвестиционных проектов.

Есть территории опережающего развития, которые идут позже намеченного графика, но мы там не сдаемся. Я бы не принимал решения по ликвидации какой-то ТОР. Нет таких территорий опережающего развития, куда мы не сможем привлечь инвесторов. С ТОРами в моногородах сложнее, это отдельная сложная история.

 

«Половина данных о лесоустройстве устарела лет на двадцать»

— С января 2022 года правительство планирует запретить вывоз необработанной древесины. В связи с этим вы наблюдаете активную незаконную вырубку? Что сейчас происходит на черном рынке леса — ведь у тех, кто работает на нем, остался год.

— Год остался не только у тех, кто вырубает лес незаконно. Это очень интересная история, потому что в приграничных с Дальним Востоком северо-восточных регионах Китая находится около десятка целлюлозно-бумажных комбинатов, работающих на нашем сырье. Мы очень сильно просили наших китайских коллег: «Пожалуйста, давайте построим что-то на Дальнем Востоке, сбалансируем экономический результат от этого ресурса, раз уж он у нас в стране расположен».

Были переговоры. После этого на нас выходили китайские компании. Например, China Paper говорила: «Нам нужно столько-то, такую-то лесосеку». Мы эту лесосеку искали, в Хабаровском крае формировали участки. После этого компания ушла из переговоров. Был второй тур, другая компания — та же самая история. Мое ощущение, что они просто не хотят переносить центр прибыли из Китая в Россию и надеются, что мы сдадимся, примем решение и отменим пошлины, отменим законодательство и продолжим экспорт круглого леса.

У них есть некоторые основания так думать — один раз подобное решение принималось лет десять назад. Очень надеюсь, что второй раз такого не будет. Хотя у нас есть некая идея, что нам придется делать в переходный период.

— Что же?

— У нас сейчас 34 тыс. человек работают в лесном секторе. Наши попытки привлечь инвестиции успехом не увенчались. Причин несколько, одна из них — достаточно архаичный способ управления лесным хозяйством. Сейчас система управления должна поменяться, но пока она такая, когда даже для лесоустройства надо с блокнотами бегать по лесу. Половина данных о лесоустройстве устарела лет на двадцать, там куча проблем. Но если мы просто прекратим в 2022 году экспорт круглого леса, на Дальнем Востоке 34 тыс. человек останутся без работы.

Сейчас обсуждается возможность создания государственной компании, которая будет обладать исключительным правом на экспорт.

— То есть продажа необработанной древесины продолжится и в следующем году?

— Мы оставим одну компанию, сделаем ее государственной, обяжем ее реинвестировать прибыль в строительство перерабатывающих предприятий на нашей территории. И продолжим работу с инвесторами. Видимо, уже с западными, если с восточными не получается. Отступать неправильно, но мы не можем оставить людей без работы. Во всяком случае я буду такие предложения вносить.

 

«Мы законодательно откроем дверь на шельф»

— Развитие Арктики — очень важный для страны вопрос. Что сегодня получается в этом направлении, что нет?

— По Арктике всё совсем неплохо. Законы подписаны полгода назад, за это время у нас появилось более 200 млрд рублей заявленных инвестиций в шесть проектов, которым мы будем оказывать инфраструктурную поддержку. Около сотни уже заявившихся резидентов. Работа по развитию Арктики идет достаточно динамично. Мне кажется, что нам удалось подготовить преференциальную модель по Арктике лучше, чем на Дальнем Востоке. Думаю, что через достаточно короткое время мы сможем говорить о реализации целого ряда новых проектов в арктической зоне.

— Вы ранее говорили, что необходимо привлекать иностранные компании к развитию арктического шельфа. В какой стадии сейчас этот вопрос, что делается в этом направлении?

— Я считаю, что российский шельф может осваиваться значительно интенсивнее. Соответствующий законопроект подготовлен, мы хотим его в ближайшее время принять. При сегодняшних ценах на нефть, при их колебании, при ситуации, связанной с санкциями, с коронавирусом, привлечь инвесторов на российский шельф будет крайне сложно, если не сказать хуже.

Тем не менее, если мы законодательно откроем дверь на шельф, скажем, что Россия готова принимать иностранные инвестиции в его освоение, несмотря на целый ряд условий, допускать российские частные компании, мне кажется, сделаем стратегически правильный шаг. Дальше будем пытаться эти инвестиции привлечь.

 

«Люди выбирают сами»

— В декабре президент выразил недовольство тем, что в ряде случаев по программе «Дальневосточный гектар» людям давали землю в неудобных местах, не обеспеченных инфраструктурой. Удалось ли решить эту проблему?

— Первое и очень важное: по программе «Дальневосточный гектар» людям никто ничего не дает — они выбирают сами. Программа сделана так, что ты сам на экране компьютера рисуешь опорные точки, компьютер их соединяет, смотрит, чтобы больше гектара не получилось, и принимает твою заявку. На первом этапе недочеты были связаны с некоторым некорректным пересчетом координат. Росреестр справился с этим в течение трех месяцев.

— Вы отслеживаете, что люди делают с этим гектаром?

— Конечно. На первом месте — строительство жилья, на втором — сельское хозяйство, а вот дальше все по-разному. Рыбацкие домики, туристические базы, как ни удивительно, проекты, связанные с высокими технологиями, и многое другое.

— На Дальнем Востоке может появиться своя Силиконовая долина?

— В ближайшее время мы будем конфигурировать создание научного центра на острове Русский. На базе Дальневосточного федерального университета. Но пока подробности раскрывать не буду. Сегодня невозможно развивать сложные высокотехнологичные проекты на всей территории, как Дальний Восток, где нет инфраструктуры, где один человек проживает на одном квадратном километре.

 

«Там нет энергетики»

— Какие крупные проекты планируются к реализации в регионе?

— Недавно мы обсуждали строительство атомной станции на Чукотке для реализации проекта освоения Баимской рудной зоны.

— Там действительно есть необходимость в атомной станции?

— Там нет энергетики. Проект создается при общем объеме инвестиций в $7 млрд. Его реализация умножает бюджет Чукотки вдвое, а это совершенно другие возможности. Надо такой проект реализовывать? На мой взгляд, надо.

— На бумаге этот проект уже существует?

— Есть инвестор, более того, он уже начал направлять средства. Мы сейчас собираем проект, есть некоторые вопросы, связанные со строительством дороги к месторождению, и другие.

— Ситуация с ценами на топливо на Дальнем Востоке, с его дефицитом активно обсуждалась еще в прошлом году, а в этом году получила развитие. Минэнерго недавно сообщило, что ситуация стабилизировалась. Действительно ли это так? И как можно радикально решить эту проблему?

— Цена на топливо на Дальнем Востоке выше, чем в европейской части России. Основная причина — недостаточность объемов топлива, произведенного на Дальнем Востоке. У нас два крупнейших перерабатывающих предприятия вместе производят 4 млн т, а надо 6 млн т — дефицит 30%. Остальное топливо завозится железнодорожным транспортом и становится дороже.

Необходимо создать отдельную преференциальную модель, в рамках которой будет выгодно построить на Дальнем Востоке нефтеперерабатывающее предприятие или расширить существующее производство. Этот вопрос мы совсем недавно обсуждали с Игорем Ивановичем Сечиным, руководителем «Роснефти». Он отметил заинтересованность компании в строительстве на Дальнем Востоке крупного нефтеперерабатывающего предприятия.

— Что будет включать в себя эта преференциальная модель?

— Я пока говорю о том, что ее надо создать, сбалансировать, согласовать с Министерством финансов. Это не очень долгая работа, думаю, что в месяц мы вполне уложимся. Через месяц я вам скажу, как она будет выглядеть.