Со стариками надо разговаривать о самом главном

Наши немногословные старики – живые свидетели важнейших событий – нам в наследство оставляют квартиры и дачи, но уносят с собой в небытие нечто более ценное: свою историю, историю рода, семьи, историю страны.

Марина Хакимова-Гатцемайер

журналист

Несмотря на горящий красный, нервируя водителей, через перекресток бежит юркая старушка: «В продуктовый спешу!» – бормочет. Привычка торопиться, боясь, что дефицитный продукт исчезнет с прилавков или очередь закончится именно на ней, сформировалась у нее с молодости. Другая бабушка забила квартиру шмотьем, скупая на вещевом рынке дешевые наряды, которые никогда не наденет. Еще один комплекс, приобретенный в советские времена, когда одно платье попеременно носили две сестры, а из маминой блузки шили выпускное. Третья скрывает от дочери и сына свои проблемы со здоровьем, не желая их беспокоить, дети узнают об этом от других людей, обижаются: «Разве не мы – самые близкие люди, с которыми нужно делиться всем?». Она тоже обижается, потому что с детства привыкла сама справляться с трудностями, гордость ей не позволяет пожаловаться. Четвертая экономит на еде, но есть вероятность, что именно ее имя однажды появится в полицейских сводках: «Старушка отдала мошенникам три миллиона рублей», «Преступники выманили у пожилой дамы 500 тысяч», «Пенсионерку обманули на девять миллионов». Отказывать себе в необходимом, храня деньги на черный день – еще одна стойкая приобретенная привычка.

Молодым сложно понять стариков – их связанные с прошедшими эпохами черты характера, комплексы, ритуалы, потребности, страхи, мировосприятие и внутренние проблемы. Претензии к старикам возникают из-за отсутствия информации о них. Но как исследуешь всю цепочку событий, все взаимосвязи, если наши старики стоически молчат? Не склонны делиться глубокими воспоминаниями-рефлексиями. Признаниями. Откровениями. Им чуждо, как они это называют, самокопание. Возможно, это качество в какой-то степени сохранило их по жизни, сделало крепче. Но, с другой стороны, оно лишило их потомков бесценной исторической, генетической, семейной правды.

Недавно один мой знакомый десятиклассник писал для конкурса по истории доклад об освоении Чукотки в 30-х годах прошлого века. Для получения информации использовал документалки молодых иноагентов, снятые недавно, диссидентскую литературу и исследования западных историков, которые, разумеется, сообщали в первую очередь об ужасах ГУЛАГа. Весьма однобокие источники, скажем мягко. Вся информация – из третьих рук, но юноша был уверен в том, что она достоверная. И в длинном его докладе не было ни слова о том, что один прадед этого юноши прошел через северные сталинские лагеря, а другой работал на Крайнем Севере. Ни фамильных историй, ни документов, ни писем, ни дневников у родственников не осталось. Родные очевидцы не посчитали нужным передать потомкам свои переживания, мысли и чувства. И раз родные утаили свою правду, унесли ее в могилу, за них их потомкам ее рассказывают чужие. И как это обычно бывает, в чужой интерпретации правда легко заменяется вымыслом.

Об истории завода, на котором трудились несколько поколений родственников другого старшеклассника, он тоже узнает далеко не из родных первоисточников. Моя подруга, чьи родители строили АЭС в Актау, из их воспоминаний сохранила лишь рассказ о том, как они пили опресненную в реакторах воду. Ей легче потратить массу времени и сил на поиск информации в интернете, чем выудить у своей еще живой мамы воспоминания. Другая моя знакомая – внучка военного, работавшего в Чехословакии в нашем посольстве во время Пражской весны. Дед не оставил своих воспоминаний о тех событиях, и сейчас она, веря тому, что пишут чехи о зверствах советских солдат, возможно, предает его память?

Наши немногословные старики – живые свидетели важнейших событий – нам в наследство оставляют квартиры и дачи, но уносят с собой в небытие нечто более ценное: свою историю, историю рода, семьи, историю страны. А ведь не материальные блага, а информация является связующим звеном поколений! По бабушкиным вещам и дедовым наградам невозможно реконструировать их ощущения, страдания, радости.

О стариках и о старости во всех культурах принято говорить почтительно. Преклонный возраст воспринимается как опыт, мудрость, цельность, иногда граничащая со святостью. Старость – это оправдание наступившего, смиренное прощение прошлого и часть того огромного фундамента, на котором строится будущее. Рука, выстроившая дом, обнимающая внука, сажающая цветы, плетущая маскировочную сеть и передающая опыт – не столько практический, сколько ментальный. Но помогая нам физически и материально, окружая нас заботой, ухаживая за нами, наши старики обделяют нас прикосновением к вечности – своей памятью. Им легче пересказать старый фильм или новое ток-шоу, накормить нас, организовать застолье, чем высказаться, открыться, поделиться с нами своим внутренним миром, донести до нас свою суть.

Возможно, это сделать сложнее, чем вырастить сад или построить дом. Но без памяти предков и дом не выстоит. Без раскаяния. Без обоснования. Тем более, что современная молодежь, выросшая в потоке самой разной информации, включая прочно вошедшую в ее жизнь психологию, требует не категоричных и однозначных ответов-отговорок, а погружения в детали. Молодежь скептична. Она многое подвергает сомнению, включая и то, что старшим людям кажется очевидным.

Любые белые пятна как в настоящем, так и в прошлом для молодежи – сигналы о лжи, об опасности. Особенно, если эти белые пятна касаются семьи.

Мы живем в эпоху осмыслений. И это труд пожилых – сделать усилие, осмыслить не только свои достижения, но и промахи, комплексы, травмы. Являясь самым точным и объективным передатчиком информации о прошлом, самым важным связующим звеном с прошлым, нести ответственность за биографию семьи.

Я почти не знаю семей, где сохранились бы видео, аудио или эпистолярные архивы, переписка, дневники, мемуары.

А ведь они очень целебны и жизнеутверждающи и для самих стариков. Стирая тайны прошлого, очищаешься сам, груз невысказанных страданий в разговорах снимается. Прошлое и будущее уравновешиваются.

Недавно в Питере на книжном рынке я познакомилась с девушкой, которая сама делает открытки с красивыми подписями: «Вспомни, мама!», «Папа, напиши мне о своем детстве!», «Бабушка, расскажи про свою первую любовь!», «А как там было – в пионерском лагере?». Девушка сказала, что ее изделия отлично раскупает молодежь для своих родных. Чтобы они написали хоть пару слов в будущее, чтобы поделились воспоминаниями, чтобы сохранился их почерк, их любящий совет, их откровение и их напутствие. А внук одного моего приятеля подарил деду на день рождения толстенный блокнот «Расскажи мне, дедуля!». На каждой страничке – по вопросу: как одевались в твоем детстве, какая книжка у тебя была любимая, куда ты ездил ребенком отдыхать, почему ты выбрал мою бабушку, как проходила ваша свадьба, о чем ты мечтал в молодости? Сотня страниц – сотня вопросов, которые в суете повседневности мы не успеваем задать нашим близким при их жизни. И после, теряя их, неизбежно сокрушаемся: «Жаль, не спросил о самом важном. Жаль не допытался. Жаль не раскрутил на воспоминания!»

Даже ежедневно ухаживая за пожилыми, после их смерти, виним себя: «А о самом главном-то мы так и не поговорили!».