После трагедии в Керчи снова подняли тему «позитивного контента» в интернете. Ссылаются, ясное дело, на Путина. Следующий ход предсказать нетрудно: пойдут предложения по части чего-нибудь еще запретить и заблокировать. Чтоб люди и, главное, подростки, видели только хорошее и становились от этого лучше и добродетельнее. Хотя, строго говоря, президент так вопрос не ставил, указав лишь на то, что «керченский стрелок» увлекся ложными героями, а мы как общество не дорабатываем по части позитивного контента.
Эх, кабы знать, как сделать так, чтобы раз и наверняка отделить интернет-козлищ от интернет-агнцев, «виртуальные зерна» от «виртуальных плевел». Несомненное добро от такого же несомненного зла. Люди веками бьются над этими задачами, но так и не решили. Сказывается и сугубо наша специфика, когда многим кажется, что стоит должным образом «отрегулировать» виртуальную реальность – как и жизнь в офлайне наладится, станет лучше и веселее.
Ровно как в советское время полагали, что «правильная» литература социалистического реализма должна воспитывать, так и теперь хотели бы свести роль интернета только к «полезным» образовательно-воспитательным функциям, минимизировав, а в идеале и вовсе убрав функции «вредные». Как еще только ФГУП «Позитив» еще не создали, непонятно.
Желание цензуры – формальной или неформальной – есть в любом обществе. Составляют списки «нежелательной» в определенном возрасте литературы и кино или противозаконного интернет-контента (скажем, это безусловно детская порнография).
Однако каждое общество по-своему подходит к решению задач как цензурирования, так и создания «позитивного контента». Ключевой момент в первом случае – это понимание границ свободы информации и каждого гражданина на ее получение. Во втором случае – широкое общественное согласие по поводу того, что такое хорошо и что такое плохо. То есть по вопросу ценностей.
Согласно классическому либеральному пониманию, не дело государства решать за человека, что ему смотреть и слушать. При этом подразумевается, что обществом (семьей, школой, церковью, государственной системой в целом) воспитывается ответственный подход гражданина к получаемой информации. И если он ее «понял» не так и повел себя антиобщественным образом, то ему и отвечать.
Согласно классическому авторитарному пониманию, индивид не может иметь широкой свободы, в том числе получения информации. Ее для него нужно отфильтровать. И «наверху» лучше знают, как и что фильтровать. Нет веры в то, что человек может, изучая разные источники информации, обрести «иммунитет» и, опираясь на привитые ему в процессе воспитания (семьей, школой, церковью, государственной системой в целом) общественные ценности, сделать в основном правильный выбор. Ему надо непременно с этим выбором помочь, а именно – навязать.
В головах многих представителей политического класса России по-прежнему жива советская модель. Когда все информационное и культурное пространство были под завязку забиты «положительными образами».
Пионеры-герои, воины-герои, разведчики-герои, спортсмены и космонавты — тоже герои, которые не станут сверлить дырки в космических кораблях. Выдающиеся ученые-изобретатели, помогающие обществу рваться к сияющим высотам коммунизма. Выдающиеся писатели и кинематографисты, прославляющие героев и строителей коммунизма. Передовики производства, перевыполняющие планы и получающие за это почет, уважение, телевизионную славу, депутатские места, а также квартиры и путевки в санатории. Никого не забыл?
Только кто это все будет смотреть? А если и посмотрят, то не возникнет ли диссонанс от явных противоречий между тем, как гламурно описывалась бы действительность в подобных пропагандистских поделках, и тем, что окружает людей в реальной жизни. Нынешняя реальная жизнь не очень поддается, скажем честно, натужной гламуризации, чтобы в это поверили.Можно, конечно, и сейчас попытаться спустить сверху разнарядку насчет создания положительных образов наших современников — предпринимателей, тех же ученых (которых теперь опустили по социальному статусу ниже всякого плинтуса), работников правоохранительных органов (тех, что «менты»), самоотверженных работников госкорпораций и, главное, их одаренных во всех смыслах и формах руководителей. Священнослужителей. Работников поп- и шоу-индустрии. Думских депутатов, наконец. Их же народ выбрал — значит, уважает?
К тому же, если уж серьезно, весьма трудно создать «универсальный положительный образ» там, где имеется явный дефицит общих нравственных и моральных ценностей. В столь атомизированном обществе даже образец «модельного» поведения создать и то трудно. Чтобы не сфальшивить. У нас единого понимания, что такое хорошо и что такое плохо.
Хотя, по идее, настоящий «позитивный контент» офлайна – это предоставление той же молодежи возможности для широкого жизненного выбора и социального роста. Нужно показать молодым людям входную дверь в тот самый социальный лифт, который вознесет их, при соблюдении определенных правил игры (но они есть разве?) и добродетельных норм поведения, в высшие слои общества, где они будут пользоваться не только почетом и уважением, но и достойно, притом честно, зарабатывать на обеспеченную жизнь. При этом любой молодой человек должен иметь равные права для того, чтобы войти в эту дверь.
Равенство возможностей для продвижения вверх к успеху — это само по себе уже и есть позитивный контент, возможности практического применения которого в нашей жизни могли бы быть неограниченными. Могли бы быть. Но их нет. Мы не представляем собой общества равных возможностей. И одной лишь борьбой с негативом в соцсетях или где там еще дело не поправить.
Пару лет назад Pew Research Center проводил исследование в развивающихся странах по поводу восприятия воздействия интернета на разные сферы общественной жизни. Общий тренд оказался таков: в таких обществах в целом положительной виделась роль интернета в области образования (так ответили 64% респондентов, отрицательную роль отметили 18%), относительно положительную в сфере межличностных отношений и экономики в целом (53% против 25%), но преимущественное негативную в области морали (42% — за «негативную роль», 29% — за положительную). Можно объяснить такое отношение в целом прочностью традиционализма и даже архаики. Кстати, пользу интернета для политической системы своей страны признали тогда лишь 36% опрошенных, примерно столько же посчитали эту роль вредной.
Кстати, Россия (она тоже была включены в этот опрос) отличилась наименьшим числом людей, которые были готовы обсуждать в соцсетях вопросы политики и религии – менее 10%. Является ли это свидетельством традиционализма и архаики? Сами ответьте на этот вопрос. Станет ли общество безопаснее, если по части «позитива» подрегулировать что-то именно в этом сегменте? Тоже – сами.
Два года назад у нас был проведен близкий по тематике опрос (Фонд «Общественное мнение»), и выяснилось, что подавляющее большинство россиян (87%) считают, что в целом изобретение интернета принесло людям больше хорошего, чем плохого, лишь 3% считают, что там больше плохого. Это аналогично американским данным: 88% граждан США (данные Pew Research Center, 2018 год) полагают, что интернет приносит пользу им лично, 70% считают, что это «полезная вещь для общества». В то же время есть и те, кто считает, что и для них эта вещь «вредная» (5%), и для общества тем более (14%).
Однако, скажем, что касается цензуры в интернете, то российское и американское общество резко расходятся. Для второго само слово «цензура», как и любые ограничения на распространение информации – абсолютная ересь, ничем не оправданная, свобода слова – одна из «скреп» американского общества. Так считают намного больше 90% американцев (данные Pew Research Center, март 2018 года). При этом почти 60% полагают, что интернет-провайдеры все же имеют право «фильтровать» контент для отсеивания «фейковых новостей», 38% готовы, впрочем, доверить роль ограничения на распространение «ложной» информации государству.
Речь идет не о «вредной», «опасной», «антиобщественной», то есть не о цензуре в классическом ее понимании, подчеркнем, а именно ложной, под которой понимается информация, распространяемая, например, с помощью фейковых аккаунтов в соцсетях в целях, скажем, политической дискредитации. Другое дело, что по поводу трактовки, что такое «фейковая новость», а что нет, могут быть самые широкие дискуссии.
В России понимают под цензурой более содержательные и оценочные вещи, а также, очевидно, мораль. Согласно летнему опросу ВЦИОМ, почти половина россиян считает, что информацию в интернете следует подвергать цензуре, а 58% поддерживают полное отключение интернета в стране в случае национальной угрозы или возможности массовых протестов, 73% полагают, что в сети не стоит публиковать негативную информацию о госслужащих (то, что такое мнение получит столь широкое распространение в тех же США, представить невозможно).
Некоторые исследования в области психологии подтверждают известную мудрость «многие знания – многие печали». Об одном из таких написал в 2016 году журнал с «говорящим» названием «Депрессия и беспокойство». Изучив поведение студентов одного из университетов, исследователи пришли к выводу о наличии стойкой корреляции: увеличение на 10% длительности пользования соцсетями в плане «позитивного опыта» (можно приравнять это к «позитивным новостям») приводит к 4-процентному сокращению депрессивных симптомов. В то же время 10-процентное преумножение «негативного опыта» («негативные новости») приводит к 20-процентному росту депрессивности. Не отрицая того, что «негативные новости» оказывают более мощное воздействие на психику, стоит заметить, что такой эффект может отчасти объясняться еще и тем, что склонные к депрессии типы сами ищут в тех же соцсетях «усиления эффекта».
Современные СМИ и масс-культура» – в том числе российские – эксплуатируют такие свойства человеческой психики, накручивая пресловутый «рейтинг».
У нас по-своему учли советский опыт, когда «елейные» очерки о передовиках производства и прочих героях того времени заведомо воспринимались лживыми, фальшивыми. В эту «натужно-оптимистическую» идеологию никто не верил, что стало одной из причин быстрого распада страны, не пережившей шока гласности (как говорили тогда и сейчас, «очернительства»).
Попытки насильственно возродить «социальный оптимизм» только лишь на основе «оптимистичной пропаганды» и теперь приведут к схожему результату – а именно еще большему отрыву обывательских масс от власти, которая будет все больше восприниматься как оторвавшаяся от реальной жизни. Она уже воспринимается таким образом многими.
При этом все более недоверчиво будут восприниматься попытки сеять негатив о том, как «у них там за бугром». Советский зритель с нараставшим скепсисом смотрел телевизионные репортажи о том, как «несмотря на красочные предновогодние украшения, не веселы лица простых американцев (французов, немцев и т.д.»), замученных безработицей, неуверенностью в завтрашнем дне и ростом цен. Теперь со все большим скепсисом многие, не имея уверенности в нашем завтрашнем дне, смотрят на то, как на ток-шоу бесконечно обсуждают «как там плохо у хохлов», «что сказала Трампу Меланья» и прочую иностранную лабуду вместо того, чтобы обсуждать насущные российские проблемы, которых полно.
На «негатив» — войну, природные, техногенные и прочие катастрофы – заточены не только наши СМИ, но и вообще все современные. Что довольно сильно искажает восприятие действительности. И, к примеру, насмотревшись ужасов по телевидению, в той же Америке люди уверены, что от торнадо гибнет в год больше людей, чем от какой-нибудь астмы (на самом деле 50 и 4000 человек, соответственно). Любой контент-анализ масс-медиа, сравнивающий информационную подачу лет 20 назад и сейчас, выдаст вам результат, доказывающий, что современная подача стала не только гораздо более эмоциональной, но и с более выраженным акцентом на негативную коннотацию.
Современные «новости», на самом деле, все больше искажают, драматизируя, действительность, нежели ее объективно отражают.
Попыток создать у нас «позитивный контент», а именно «белый и пушистый» интернет, предпринималось и предпринимается изрядное количество. Есть много проектов, которые неплохо осваивают, судя по всему, госфинансирование. Возможно, все эти усилия действительно необходимы и рано или поздно принесут какую-то пользу, и люди в сетях станут добрее. Однако если посмотреть на «счетчики» посещаемости таких сайтов, курируемых в том числе видными политиками и депутатами, специализирующими на информационной политике, то трудно отделаться от впечатления, что они работают сами на себя.
К примеру, есть фонд «Разумный интернет», Фонд развития интернета, Региональный общественный центр интернет технологий (РОЦИТ характеризует себя как «одну из старейших общественных организаций Рунета, которая занимается созданием дружественной интернет-среды и популяризацией интернет-технологий с 1996 года».), который, в свою очередь, участвует в проведении ежегодного конкурса «Позитивный контент». Уверяю вас, почти никто и никогда не слышал о сайтах-победителях этого конкурса.
Проверка посещаемости соответствующих сайтов и порталов выдает такую статистику. Фонд «Разумный интернет» — примерно 16 тыс. просмотров, менее 8 тыс. посетителей в год (в день менее 50); РОЦИТ – 317 тыс. и 80 тыс. просмотров и посетителей в год (в день, соответственно, 882 и 220); фонд «Разумный интернет», домен «Дети» — 111,2 тыс. просмотров и 27,8 тыс. посетителей в год (309 и 77 в день, соответственно).
Или вот один из прошлогодних победителей конкурса «Позитивный контент» портал «Движок». Который характеризует себя как портал активной молодежи и «полноценную краудсорсинговую социальную сеть», где пользователи получают определенные задания-проекты и отчитываются об их выполнении. Указано более 56 тыс. участников и вообще выглядит как вполне полезное начинание. Можно и его как-то раскручивать. Пусть, как говорится, будет. Однако счетчик и тут не очень благосклонен: 327,2 тыс. просмотров в год (27,2 тыс. в месяц, 909 в день), 81,7 тыс. посетителей (6,8 тыс. в месяц, 227 в день).
Получается, широкие народные интернет-массы как-то неохотно клюют на позитив. Им по-прежнему, в соответствии со свойствами человеческой натуры, подавай что-нибудь «жареное», «чернушное» и прочую белиберду. Можно, конечно, вечно пытаться исправить человека, сделать его лучше, позитивнее. Однако ключ к решению этой проблемы лежит все же не в виртуальной реальности, а во всамделишной.
