Тщеславие — самая продуктивная черта русского характера. Тщеславие в России способно сдвинуть горы и ради заслуг страны посадить человека на мякину. На тщеславии привезли в Петербург для «Медного всадника» гром-камень. На тщеславии построили БАМ и запустили Гагарина в космос.
Едва ли не основная пища для русского тщеславия — гордость за советское образование. А еще за космос, Т-34 и хоккей. И за то, что мы самые лучшие. Россия всегда считала иностранцев тупыми, даже в советское время, когда видела их разве что в журнале «Крокодил».
С коммунистической эпохой все понятно: за неимением настоящей еды народ кормили мифами. Например, о его силе, доброте и невероятной образованности. Проверить было негде, перейти на другой рацион невозможно. Но почему люди до сих пор эксплуатируют этот миф — загадка. Неужели забыли прошлое?
Начнем с того, что СССР был закрытой страной. И наука в СССР была закрытая. Это только в патриотических анекдотах японская промышленная разведка ворует из советской детской библиотеки номер журнала «Юный техник». В реальности все обстояло иначе. Советские ученые работали практически автономно. Почти вся их связь с мировой наукой обеспечивалась КГБ, то есть шпионажем — научным, промышленным, фармацевтическим. Наука была кустарно-трофейной. Именно на военных трофеях и на импортном оборудовании зарождались хорошие лаборатории.
Советские ученые мало ездили за границу, а съездившие нередко попадали в лагерь и даже под расстрел. Притока иностранной интеллигенции в СССР не наблюдалось. Научную литературу Союз массово не переводил, мировую отраслевую периодику не выписывал. Та хилая научная мысль, что развивалась в стране в отрыве от мирового опыта, подвергалась идеологической чистке на предмет буржуазных веяний: антибуржуазная кампания была проведена в органической химии, генетике, квантовой физике, кибернетике. Не говоря уже об истории, социологии и статистике. Пострадало даже языкознание! В шестидесятые годы партийный контроль над наукой ослаб, но время было окончательно упущено, потому что дореволюционную науку уничтожили, а в новую пришли кадры, выращенные изолированными от мира учеными.
Патриоты советского благополучия могут уверять, что в народном образовании, в отличие от элитарной науки, дела обстояли иначе. Да нет, точно так же обстояли!
Даже в позднее советское время для работы воспитателем в садике достаточно было училищного образования. Учителей начальных классов готовили в техникумах. Ряд учительских специальностей не требовал высшего образования.
В силу сложного института прописки мобильность населения была низкой, поэтому воспитатели и учителя работали в своем селе, своем городе. Да, было распределение кадров, но за пределы родного региона попадали на работу, как правило, выпускники столичных вузов, обладатели редких специальностей. Остальные всю жизнь проводили в своем городе, районе, поселке. Школьный учительский контингент был очень слабо подготовлен и слабо развит. Где-то встречала еще советские данные 1970-х о том, что 1/5 учителей начального и среднего школьного звена никогда не выезжала дальше родного райцентра. Что эти люди видели, чему учили?
Если дореволюционная русская аристократия и интеллигенция училась читать и считать в три года, а писать умела в пять, с советским ребенком начинали заниматься с семи лет. Пребывание в детсаду сводилось к ожиданию родителей. В это время дети были предоставлены фактически сами себе. За исключением редких, по одному разу в неделю, занятий пением и поделками, никаких развивающих нагрузок в советском саду не было. Да и на этих занятиях дети пели песни о Ленине, готовили поделки ко Дню рождения Ильича. Я ходила в советский детский сад и прекрасно помню, как воспитательница рассказывала, кто такой Ильич и за что царь расстрелял его брата «в Шилебурге». Да-да, расстрелял! В Шилебурге!
Еще мы слушали «Интернационал». И думали, что там поют «вот вам пряников в рот».
Дошкольное образование было страшно нагружено идеологией и дисциплиной. В школе в центре внимания также стояли муштра, опрятность, рука строго под углом 90 градусов, обращение к учителю только стоя, коллективизм, круговая порука. Многие учителя исповедовали деспотизм, который, будучи помноженным на низкий или в лучшем случае средний культурный уровень, давал на выходе хамство, грубость, телесные наказания.
Надо сказать, что, вопреки народной мифологии, дисциплина, крики и побои не порождали блестящих знаний. Программа в советской школе была слабая. Зря у нас смеются над американцами. Школьники в США на математике изучают матричный анализ и даже элементы дифференциального исчисления, по литературе читают «Софокла», многие учат латынь.
Весь наш двор в 1990-х лишился сна, узнав, что герои молодежного сериала «Беверли-Хиллз, 90210» в школе учили латынь. Мы-то думали, что они тупые!
У нас даже логарифмы не все советские школьники знали. Литературу преподавали в идейном ключе, читали отрывками, по «хрестоматии». Включая «Войну и мир». Всю русскую и мировую литературу в советской школе подбирали исходя из ее ценности для проведения в жизнь партийной линии: если читали Тургенева, то обязательно по теме «Помещичий произвол и крестьянские жертвы». Можно подумать, у Тургенева не о чем больше почитать!
В советской школе даже в рамках одного класса культурное расслоение было очень заметным, потому что люди не могли группироваться по бедным и богатым районам. За одной партой встречались внучка профессора русского языка и дочка неграмотной крестьянки, вместо подписи ставившей крест и говорившей «угурец». Школьная программа в СССР всегда была рассчитана на детей из необразованных семей, на слабых. Слабую программу растягивали на год.
Один день в неделю школьники проводили на базе УПК, где осваивали рабочие специальности — столяров, слесарей, швей-мотористок.
Кстати, о бесплатности образования... В 1940 году все образование, начиная с восьмого класса и заканчивая вузом, стало платным. Отменили плату в 1956 году.
Единственное очевидное преимущество советской школы перед российской — там не тянули двоечников.
Сегодня учитель фактически не может выгнать отстающих из обычной школы в вечернюю или оставить их на второй год — у него нет для этого ни мотива, ни полномочий. Советская школа не расшаркивалась перед хулиганами и дураками: на второй год могли оставаться три-четыре раза подряд, успевая отслужить в армии и вернуться в восьмой класс.
Зато при поступлении в университет служба в армии считалась преимуществом. Между хорошистом 17 лет и отслужившей в армии посредственностью выбирали посредственность.
Университетское образование с натяжкой можно было назвать хорошим. Если не учитывать, что преподавали в советских вузах автономную науку. Что учебные планы утверждались в ЦК партии, где заправляли бывшие механизаторы. Что значительная часть учебного времени отдавалась изучению марксизма-ленинизма и истории партии. Что даже в академической «Всемирной истории» главными источниками информации названы труды Энгельса. Что практически всю осень студенты проводили на полевых работах — копали картошку, дергали морковь, собирали хлопок. У советских студентов учебный год был минимум на 1/5 меньше современного.
Недавно нашла дома старые тетрадки с занятий по английскому языку студента ЛЭТИ — ведущего советского электротехнического вуза. В тетрадках — сплошные диалоги про Ленина, мудрость партии и тот самый «Интернационал».
«Moscow is the capitol of the Comsomol» — контрольная работа выпускника вуза, готовившего элиту постиндустриального общества. Орфография сохранена.
Языки в Советском Союзе знали из рук вон плохо. Учили их мало, начинали учить с пятого класса, от одного до двух часов в неделю. В глубинке учителей иностранного могло не быть. Вузы иностранный язык преподавали только на первом, реже — еще и на втором курсах. Преподавали его лингвисты, которые никогда живого иностранца не видели и даже не слышали. Советская интеллигенция шутила, что языкам в стране учат нарочно так, чтобы счастливый житель социалистического рая, попади он в руки к шпионам, не смог связать двух слов. И это не шутки.
Один мой приятель, в 1970-е учившийся в нынешней Военно-космической академии имени Можайского, рассказывал, что им запрещали узнавать, как будет по-английски «космодром», «ракета» и даже «болт». Эти слова вымарывались из библиотечных словарей. Мало ли, явится в Ленинград американский шпион и лопоухий студент за две минуты все ему чистосердечно выболтает: где у нас стоят ракеты и какой на них положили болт.
Вот такое было высшее образование. И оно не было распространенным. Сегодня лишь 14% людей, родившихся до 1940 года, имеют высшее образование.
Мечтатели утверждают, что советский человек, в отличие от нынешнего, и за пределами стен системных учреждений каждый день развивался, рос над собой, играл в шахматы, пиликал на скрипке и в перерывах читал больше всех в мире.
Да, читали много. В Советском Союзе миллионными тиражами издавалась проходная идеологическая литература о войне, селе и национальных меньшинствах. Огромная доля издаваемых в СССР книг приходилась на этот союзписательский фундаментализм функционеров литобъединений. И такая макулатура не пылилась на складах — ее читали! В разные времена самыми популярными авторами советской молодежи были Кожевников, Алексин, Абрамов, Лиханов, Проскурин, Липатов... Кто сегодня помнит эти фамилии?
Даже Шолохова, Фадеева, А. Толстого советская публика знала только по экранизациям. В середине 1960-х самыми значимыми писателями учителя словесности называют Симонова и Германа. Неудивительно, что при таких учителях ни один из опрошенных в 1981 году выпускников школ не слышал о Распутине и Трифонове. Это официальные данные тех лет, они взяты мною из журналов «Библиотекарь» и «Советский читатель».
Иностранная литература присутствовала в домах советских людей в объеме Томаса Майна Рида, Артура Конан Дойля, Александра Дюма, а также «Спартака» Джованьоли. Можно уверенно сказать, что это был средний минимум. Никакого самиздата и тамиздата обычный советский человек не читал. Самиздат передавался из рук в руки среди высшей интеллигенции мегаполисов. Тамиздат был доступен только выездным и их ближайшему окружению. Много иностранной литературы скапливалось у партийных функционеров и чекистов.
В 1970-х, когда с Запада начало приходить все больше книг, в почете стали советские обрусевшие поляки, немцы, готовящиеся к отъезду и учащие язык новой родины евреи, а также знающие арабский язык муллы — они были доступными для народа переводчиками ввозимой литературы.
Роман Виктюк рассказывал, как в советское время обратно на русский с листа переводил коллегам ввезенного из Польши Набокова. На задворках тюменской синагоги после работы люди приходили послушать Бодрийяра, который невероятным образом прилетел в наш город из Израиля и был, разумеется, на иврите.
Книг в Советском Союзе издавалось много. Хороших книг почти не попадалось.
За хорошими книгами, например поэзией русского декаданса, который стали издавать на закате СССР, или собраниями сочинений классиков выстраивались очереди с кострами. Во-первых, это была твердая валюта наравне с рублем. Во-вторых, иметь на полках 12 красивых томов Чехова считалось модным, поэтому за собраниями сочинений давились мещане, желавшие украшать свою квартиру «антиллигентно».
Но собраний сочинений на всех не хватало. В типичной советской семье книг было ровно на одну небольшую книжную полку. На ней помимо букваря и пары детских картонных книг стояли эти самые Майн Рид с Дюма, «Спартак», представители фундаментальной макулатуры, томик Есенина, набор с видовыми открытками, книга-справочник по ремонту «Москвича» и какая-нибудь книжка о животных. Как правило, про породистых собак или кошек. Над полкой висел портрет Есенина.
Безусловным хорошим воспоминанием из советского прошлого стали молодежные журналы: «Наука и жизнь», «Юный техник», «Юный натуралист» издавались тиражами 2–4 млн экземпляров и отправлялись во все библиотеки страны.
Содержание журналов действительно было незаурядным. Беру с чердака первый же попавший под руку номер «Науки и жизни» №8 за 1977 год: статья про метеорную радиосвязь, схема робота-бурильщика, обзор изобретений гелиотехники. Однако на обложке — Брежнев с обращением к депутатам.
«Юный техник» №9 за 1982 год: пример микросхемы сенсорной сигнализации, мировые новинки техники, японцы, которые изобрели телевизор весом 400 г. Но в этом же номере — чертеж бронированной разведывательно-дозорной машины.
Беда не в том, что вся эта периодика была нагружена пропагандой. Беда в том, что и ее не читали.
Советская власть, надо отдать ей должное, делала все, чтобы человек шел в библиотеку: при любом более или менее крупном производстве имелись библиотеки. На экскурсии в библиотеки водили всех школьников и даже рабочих. Детей записывали в библиотеки целыми классами, студентов — группами. Но исследования показывают, что реально в библиотеки ходили мало. И читали там военную прозу, «Работницу», «Огонек». Ни в одном из исследований социологии чтения журналы «Юный техник» и «Наука и жизнь» не названы любимой периодикой советской молодежи.
Провинциальная молодежь, тем более сельская, эти журналы за свой счет практически не выписывала, в библиотеки их привозили, но читатели брали редко. Однако сам факт того, что журналы были доступны даже в книжном уголке деревенского клуба, впечатляет.
Собственно, работа с провинцией — едва ли не главная заслуга советской системы образования. Понимая, что она имеет дело преимущественно с крайне непросвещенным населением, советская власть усвоила основную задачу: любой ценой выискивать таланты. Для этих талантов и в сибирские деревни, и в памирские горы на собаках, на оленях, на ишаках привозили сборники шахматных головоломок, журналы «Наука и жизнь».
Просвещать провинцию в СССР имело смысл, так как страна создала мощную систему селекции, которая работала в любой сфере образования: общего, музыкального, спортивного. Система олимпиад, смотров, выездных комиссий, образовательных интернатов охватывала весь Союз. Если в советское время даже на Крайнем Севере рождался одаренный ребенок, его почти со 100-процентной вероятностью замечали и старались любой ценой спасти от крестьянского труда или перегона оленей.
Мне кажется, если за что-то и нужно хвалить советское образование, то не за окультуривание масс, а за его работу с одаренными единицами.
Хорошее образование в советское время было доступным, но не было массовым. Сегодняшнее население России en masse гораздо лучше образовано, чем советское. Коммунистическая власть в народные массы вкладывала умеренные силы. Возможно, потому, что, в отличие от современных мечтателей, она цену этим массам знала.
