Громкие убийства в Красногорске имеют и политическое измерение – они связаны с борьбой с коррупцией. Конфликт, судя по всему, произошел в рамках «частно-государственного» партнерства откатно-казнокрадского типа. Вот только если раньше партнеры «решали дела» полюбовно, то по мере ограничения возможностей распила и роста риска наказания их отношения дали трещину – которая и привела к трагедии.
В понедельник подмосковный бизнесмен из Красногорска Амиран Георгадзе застрелил четырех человек – первого заместителя главы районной администрации, главу местных электросетей, своего партнера по строительному бизнесу и случайного прохожего.
«Красногорская история встает в один ряд с арестами на Сахалине и в Коми»
Взбесился Георгадзе из-за ссоры с Юрием Карауловым – вторым человеком в Красногорском районе, в кабинете которого вместе с хозяином он застрелил и директора «Красногорских электросетей» Георгия Котляренко. Еще до этого Георгадзе убил своего партнера Тристана Закаидзе – вроде бы из-за того, что тот предал его в отношениях с Карауловым, а Константин Смыслов был застрелен в тот момент, когда после убийств в районной администрации Георгадзе искал дом главы района Рассказова, чтобы расправиться и с ним.
Понятно, что убийства спонтанные – и, пока Георгадзе не поймали, следствие и пресса строят разные версии того, что вывело его из себя и стало причиной расстрела. Утром в понедельник одна из компаний Георгадзе была признана банкротом, и суд назначил внешнего управляющего для распродажи ее активов – это могло вывести из себя авторитетного предпринимателя. Но арбитражные суды, как правило, идут долго – и понятно, что новость о банкротстве не стала таким уж сюрпризом. Так что главной причиной было то, что у Георгадзе накопились претензии к властям. И понятно, что они были денежного характера.
Кто кому был должен, кто у кого что вымогал или требовал вернуть, установит следствие. Пока что СК озвучивает как главную версию то, что «Георгадзе, получавший ранее государственные заказы на строительство, в последнее время был лишен такой возможности». Внимание к строительному бизнесу понятно, учитывая, что убийца многие годы был одним из главных застройщиков города. Да и присутствие директора электросетей на разговоре в администрации свидетельствует о том, что речь наверняка шла о подключении какого-то из уже построенных Георгадзе объектов или получении разрешения на строительство новых. Уже называются и конкретные места его строек – но это все не так важно.
Интересней другое – Караулов и Георгадзе были давно и очень хорошо знакомы, и первого замглавы района называли реальным управляющим Красногорском, «решавшим все вопросы». Утверждать, что их связывали чисто формальные отношения, сложно – строительство и выделение земли курировал как раз Караулов, и понятно, что с Георгадзе, «местным олигархом», он раньше отнюдь не воевал. Напротив, все построенное Георгадзе без разрешения потом легализовывалось районной властью. Цену этой дружбы откроет следствие – но для характеристики Караулова достаточно сказать, что он фигурировал в знаменитом «деле подмосковных прокуроров».
Эта громкая история в 2011 году вскрыла связи целого ряда областных прокуроров с бизнесом, который они крышевали от самих себя. Караулову тогда инкриминировали махинации с дачными участками – за бесценок земли были проданы различным чиновникам, а также прокурорам нескольких городов и высокопоставленным чинам подмосковного УВД. Многие из них потеряли свои посты – но само дело постепенно развалилось, и часть фигурантов, в том числе Караулов, остались при должностях. Сейчас уже понятно, что для самого Караулова было бы лучше, если бы его сняли с района или даже посадили – по крайней мере, остался бы жив.
Ведь что стало происходить в последние годы? Несмотря на развал «дела прокуроров» и странную историю с делом Оборонсервиса, борьба с коррупцией среди номенклатуры в целом набирает обороты.
С одной стороны, Кремль ужесточает контроль за расходованием бюджетных средств. Причем не только через силовиков, но и через местных общественных активистов, привлекая ее в Народный фронт и региональные общественные палаты.
Одновременно гнет линию на национализацию и очищение элиты – с прошлого года введены декларации уже не только о доходах, но и расходах. На днях вступили в силу поправки, уточняющие понятие конфликта интересов у чиновника (это когда подряд на ЖКХ «внезапно» получает фирма, в которой дочь числится соучредителем) и обязывающие сообщать о таком конфликте как депутатов Госдумы, так и депутатов парламентов субъектов Федерации.
И главное – коррупционерам становится труднее «работать в поле». Если раньше за счет спайки с местными силовиками коррумпированные чиновники были более-менее спокойны насчет сбора компромата на них и возбуждения дел – потому что были как минимум в курсе, а как максимум могли замять дело уже на уровне своего района или города – то в последние два–три года количество внезапно арестованных вице-губернаторов, вице-мэров, а также глав районов и мэров стало расти. Да и о возбуждении дел стало узнавать сложнее. Следственный комитет и ФСБ перевели многие дела на уровень своих окружных управлений.
В этом году аресты вышли на новый уровень – весной впервые был задержан действующий глава субъекта Федерации, а в сентябре и вовсе была арестована вся верхушка Республики Коми, причем по новому для чиновников обвинению в организации преступного сообщества. Как тут не заволноваться тем из чиновников, которые привыкли к откатам или вообще выстроили свои бизнес-империи? И что делать? Правильно – попытаться минимизировать все нарушения. В надежде, что пронесет.
Вообще-то надеяться на то, что волна схлынет, глупо – но когда человек ворует 20 или 10 лет, он настолько привыкает к этому, что уже не считает себя виноватым. Мало кто из казнокрадов отважится уйти самостоятельно – во-первых, где гарантия, что, как только он потеряет пост, его не сдадут подельники из числа бизнесменов? Во-вторых, все надеются на свои связи и на то, что их не тронут – слишком высокие люди за них попросят в случае чего.
Ну и, в-третьих, просто не может же быть, чтобы это очищение власти и в самом деле было настоящим – так, надо переждать, пережить. Но на время, конечно, свернуть все операции, попытаться все проводить более-менее чисто, чтобы не подставляться. Вот только как это сделать в реальности?
Ведь отношения с клиентами давние, они уже как партнеры все, все-таки одно дело делают. Например, строят в Красногорске дома – и не год, и даже не десять. И привыкли к тому, что все схвачено – а тут вдруг Амирану нужно будет сказать, что подключить дом в нарушение положенных порядков сейчас невозможно. Никак невозможно. Не поверит ведь – затаит обиду. Тогда можно придумать другое объяснение – что в город приходит новый застройщик, какой-нибудь очень большой и связанный чуть ли не с Кремлем, и ничего нельзя с ним сделать.
Вполне вероятно, что-то такое и было в истории Караулова и Георгадзе. Испугался чиновник, а может, и почувствовал, что сжимается вокруг него кольцо, да и попытался убавить аппетиты старого клиента, а то и вовсе кинуть его.
Если страх перед органами оказался сильнее страха перед разрывом отношений или конфликтом с «чудным грузином», значит, борьба с коррупцией приносит свои плоды.
Начинают бояться воровать – когда смотрят на Гайзера, когда видят дела в соседних районах области. Конечно, Караулов и представить себе не мог, что Георгадзе начнет стрельбу – но случилось то, что случилось.
И не нужно говорить про «уменьшение пирога» вследствие кризиса – вот уж точно любимая тема либералов, которые готовы объяснить этим все что угодно. Дескать, кризис, денег для распила стало меньше, и вот большие казнокрады поедают средних, а средние – маленьких: внутривидовая борьба. Это взгляд изнутри коррупционного мира – а снаружи, со стороны русского государства, видно, что честные государственники во власти действительно пытаются перекрыть кислород казнокрадам.
И эту сложную и вызывающую огромное сопротивление коррумпированной части элиты работу они пытаются делать так, чтобы, с одной стороны, не сорвать резьбу и не скатиться в 37-й год (когда молотилка спецслужб вышла из-под контроля власти и стала перемалывать всех без разбора, включая самое себя), а с другой – сохранить работоспособность вертикали власти.
После ареста Гайзера месяц назад спикер Совфеда Матвиенко сказала, что она была в шоке, когда услышала об этом: «Ну невозможно. Уже, казалось бы, времена другие на дворе, требования ужесточились. Каждый чиновник, поверьте, сегодня под микроскопом – каждый его шаг, каждое его действие. Как люди не боятся? Почему идут на это?»
Конечно, и слова Матвиенко про микроскоп, и напоминание главы кремлевской администрации Сергея Иванова о том, что «самое главное – неприкасаемых в антикоррупционной деятельности нет», чиновники-казнокрады могут пытаться игнорировать и дальше. И продолжать исполнять свои «контракты» с бизнесом – ведь понятно, что возможности силовых структур вовсе не безграничны, и одновременно качественно разрабатывать много дел они все равно не могут. Можно ждать и ничего не менять – но тогда есть риск, что в момент икс, когда запахнет жареным и нужно будет срочно «рубить концы», к ним придет свой Георгадзе.
Привыкший к их безотказности – и не желающий слушать оправданий. Караулова убила не попытка исправиться, отказаться от коррупции – а то, что он попытался это сделать (или просто сымитировать) слишком поздно.
В прошлом году Путин на прямой линии ответил на лично им отобранный вопрос с призывом бороться с казнокрадами, как в Китае, публичными расстрелами. Президент ответил, что у нас нет смертной казни, но добавил, что он специально прочитал вопрос, «чтобы чиновники разных уровней видели настроение народа». Теперь же можно говорить, что коррупция убивает – в прямом смысле этого слова.
